Серые ангелы

Последняя мысль навеяла мимолётную грусть. Когда ещё увидит Родину? Когда этот мир снова откроется? Но… уже прижилась. И занимается любимым делом. Кропотливо, тщательно, настойчиво поворачивая этот мир прочь от воронки Инферно.

Да, бывали и неудачи, бывали срывы.

Она сама помнит какую бурю чувств вызвала гибель сразу трети её воспитанниц. Какую лютую ненависть она ощутила к Британии. И как возжаждала натуральной вендетты по отношению к этому государству.

Успокаиваться пришлось долго. И хоть жгла её боль по убитым, но рано или поздно на смену эмоциям приходит холодная ярость. И трезвый расчёт. Вот тогда она и поняла окончательно ту схему, что выводили братья. А следуя схеме легко было просчитать следующие шаги.

Ведь действительно, братья, добиваясь победы в войне здесь, на Юге Африки, вывели весь мир из равновесия. Выбили его из потока ведущего к казалось бы неизбежному концу. Теперь, можно было творить всё, что угодно. Потому, что выведенная из равновесия система исключительно податлива даже к малейшим воздействиям. И именно сейчас можно было окончательно обрубить для этой системы варианты ведущие к самым худшим и самым быстрым сценариям гибели. А это как ни как, но гигантский шаг прочь из Воронки.

Понадобится ещё много усилий, но уже за этот результат стоило сильно напрячься. И поспешить. Потому, что хаос в системе может долго не продлиться. Снова возобладают старые, гибельные тенденции и тогда придётся начинать почти с начала.

А это же означает, что смерть девочек из «Мэри Сью» была напрасной. Уже это сильно подхлёстывало Натин. Даже больше, чем рациональные соображения по плану, высказанные ранее братьям.

За бортом флаера — тьма ночи. Она специально подобрала так время, чтобы прибыть в точку назначения как раз к началу обряда, церемонии. Впереди было утро и Индия. Позади — Ирландия и… Гриффит.

До него был Мухаммад Икбал. Первый пункт её(!) плана! Да! Именно так! ЕЁ плана. Ведь она сама дошла до него. Не братья, в очередной раз ей разъяснили. Так что Натин имела право гордиться собой как хорошей ученицей у… совершенно бесшабашных учителей. Впрочем, именно такими и должны быть прогрессоры — смелыми до безрассудства, но следующими трезвому расчёту.

И этот первый пункт трезвого расчёта — ныне пока безвестный поэт и философ из Пакистана.

С ним вышло удивительно легко. Большей частью потому, что сама Натин, зная, к кому идёт, постаралась уже своим обликом создать нужное впечатление.

Сильно помогли традиции Востока. Так что вырядившись в небесно-голубые шелка, выведя на предплечьях и запястьях защитного костюма голограммы золотых украшений, Натин как само собой разумеющееся закрыла всю нижнюю часть лица платком, расшитым золотом.

А что? Всё как полагается! Женщина Востока, своего лица посторонним мужчинам показывать не должна! А раз «некая Натин Юсейхиме была убита при штурме госпиталя в окрестностях Йоханесбурга» то и «оживить» её никто тут не сможет. Ведь для последнего надо не только «срисовать» её лицо, но и опознать. А только по глазам опознать… Разве что по наглости поведения.

Остальное было просто.

Высадившись из кареты возле Тринити-колледжа, она гордо пересекла широченный двор и вошла в главные ворота.

Тринити-Колледж в 1900-м году

Шагая по коридорам колледжа в сопровождении приставленного к ней провожатого — то ли тьютора, то ли преподавателя, — она с интересом ловила на себе взгляды студентов.

Одни глядели на неё снисходительно — ну да, «Владычица Морей всех этих грязных муслимов в своём кармане содержит». А раз так, то какая-то баба из мелких князьков пустынь здесь, среди истинных господ мира — никто и звать никак.

Другие с жалостью. Ведь «вещь какого-то султана как минимум. А раз вещь, значит даже не женщина а так предмет купли-продажи». Словом, сплошные стереотипы. И эти стереотипы, защищали её инкогнито получше иной брони.

Икбал нашёлся в библиотеке. Выказав неудовольствие, что его отвлекли, он, тем не менее, подчинился просьбе тьютора.

Дальше было веселее. Для аудиенции было выделено помещение. И как только они в него зашли, Натин подала недвусмысленный жест сопровождающему удалиться. Тот слегка удивился такому, но видя количество золота и драгоценных камней на теле «движимого имущества неизвестного султана» таки удалился.

Усмехнувшись и проследив плотно ли закрылась дверь за англичанином, Натин обернулась к стоящему с вопросительным выражением лица Икбалу. Неторопясь откинула накидку с головы, обнажая диадему, сдёрнула изрядно надоевший платок с лица и гордо взглянула в глаза пакистанца.

— О-о! Пери! — вырвалось у того. Впрочем именно такой реакции и добивалась Натин. Она хорошо знала какое впечатление производит на некоторых представителей Востока. Да и не только Востока. И не усилить его для дела было бы глупо.

— Мы долго думали, кому передать это послание, пришедшее из глубины веков, — продолжила Натин на фарси после длинных традиционных словесных кружев, что совершенно необходимы между людьми тех культур, к которому принадлежал Икбал. — И признали, что вы наиболее достойны. А что до места…