Серые ангелы

Старшая, видя такое роскошество, вдруг стала резко отказываться, говоря всякую чушь, типа «не по чину», «спасибо-спасибо, мы вас так обременяем» и тому подобное. Но Василий всё равно настоял. Каждый осторожно взял то, что предлагалось. Причём было видно, что братец более раскованный. Если старшая взяла скромно одну, то малец взял сразу две. И после недвусмысленного предложения, сгрёб остальное. Сестра осуждающе на него посмотрела, но в присутствии «барина» что-то высказывать не рискнула. Однако явно имела своё и очень суровое мнение насчёт «неподобающего и нескромного» поведения братца. И совершенно ясно сделала узелок на память, как-нибудь это всё ему высказать. Сделать, так сказать, внушение.

Так бывает: крутишься «в теме», что-то по одному схватываешь, пытаясь осмыслить. И вдруг, в какой-то момент, какая-то мелкая деталь, наконец становится на своё место и возникает целостная картина.

То же самое, возникло и у Василия. Он здесь, стоя в прихожей дома Натин, глядя на поведение и мельчайшие реакции «бывшей голодрани», как говорили тут местные мещане о таких как эти «котята», внезапно осознал что реально предстоит ему и его брату сделать в России.

И хоть говорил он ранее, что «перво-наперво это люди», но только сейчас осознал насколько всё «запущено».

В наличии было «море крестьянское». Рабочие с психологией крестьян.

Да, коллективизм и стремление решать всё «по правде», «по справедливости» — это мощнейшие положительные качества. И их обладатели — абсолютное большинство населения. Это ресурс для роста.

Но, вместе с тем, вот эта самая рабская психология, которая заставляет это самое большинство жаться к стенам, кланяться и лебезить.

Море бюрократии, которая никуда не денется и притащит в новую власть, сложившуюся после революции, все те жуткие пороки в их среде, что есть прямо сейчас: и чванство, и хамство, и нежелание работать; яростное сопротивление всему новому, что может хоть как-то, но пошатнуть их тухлое благополучие и заставить шевелиться; подхалимаж, очковтирательство, маниакальное стяжательство и продажность. Всё это они притащат туда, в новый мир. И будут отравлять своими миазмами старых порядков всё то новое, что будет пробиваться сквозь их бетон.

А о нынешней элите — тут и говорить нечего.

Им было «тепло» как той лягушке в притче, которую сварили медленно подогревая с ней воду. Они в упор не видели катастрофы страны, которую в большей степени именно они сотворили, и в меньшей степени, «помогли» заклятые друзья-европейцы. И самое страшное, совершенно не желали видеть наступавшей катастрофы.

Кстати европейцев в этом можно было понять: имеются лохи, которые всё просирают. Отдают чуть ли не задаром свои земли, банки, предприятия, даже армию им. Чего бы не взять?! И не употребить всё это себе на пользу?! Вот они и брали. Пока к Первой Мировой не оказалось, что страна совершенно потеряла какую-либо экономическую и политическую независимость. И всё потому, что 90 % экономики России стала принадлежать тем самым «заклятым друзьям из Европы».

Придётся иметь дело с вот этим болотом. И гнилью. Которая пронизывает всё общество.

Что либералы?

Они предлагали «сделать так, как на сверкающем Западе»?

Да. Предлагали.

И честно пытались так сделать. Как ещё «при царях», так и после свержения монархии.

Но при этом, вдруг оказалось, что они вместо того, чтобы использовать оставшийся положительный ресурс народа — да, тот самый коллективизм, стремление решать по справедливости и т. д. — просто привнесли в наше общество чужую гниль — чисто Западную. Заменявшую положительные качества русских — на стяжательство, эгоизм, рыночные отношения (которые были категорически противны девяноста процентам населения страны).

Итог был предсказуем. Ведь на гнили и с гнилью можно построить только ещё одну гниль. Что и вышло. Буквально за четыре месяца их правления после февральской революции.

Но ведь даже катастрофа 1917-го их ничему не научила. Они и далее продолжили отравлять своей западной гнилью общество, и, что самое печальное, элиту. И нет же взять от Запада только хорошее! Науку, высокие плоды культуры, человеческое достоинство, наконец, с идеей равенства прав для всех, и свободы. Им нужно было другое — догмы. И деньги.

А основа — вот тут. То самое отношение к народу как к рабам и быдлу. И, что не менее, а более гнусно, подсознательное, вбитое столетиями крепостного права, вот это раболепие со стороны крестьянства. Эти качества и убеждения находились в эдакой синергетической связи между собой — и презрение элиты к «быдлу», и раболепие этого самого «быдла». Что большевики и разрушили. Не до конца… Как оказалось.

«А Натин молодец! — подумал Василий. — Уже видно результат „правежа“. На „мелком“. Хотя бы этот уже не липнет задницей в стену, перед „барином“… Хе! Это я-то „барин“?! Мда…»

Из бокового коридора послышались шаги. И какие-то сдавленные извиняющиеся возгласы прислуги. Что-то она там не так и не то сделала.

«Котята» тоже застыли. И настороженно посмотрели в сторону, откуда раздавались шаги. Видно уже по походке узнали кто идёт.