Серые братья

– Нет, не это! – продолжал упрямиться Крэк. – Он в одежде! Мы все раздеты – чтобы никто не смог спрятать подменную карту в рукав или за ворот. Это – жёсткое правило, не так ли? А дюков телохранитель, присутствуя здесь, не раздет! – и вытянул палец к серой вязанной блузе.

– Довольно капризничать, мистер Крэк, – примирительно сказал Дюк. – Это сущий пустяк. – И, кивнув Бэнсону, добавил: – Сходи, Змей, разденься.

Бэнсон вышел в комнату с бассейном. Его встретили сдержанные усмешки остальных телохранителей: «выпроводили выскочку!» Но когда Бэнсон обнажился до пояса, лица наёмных бойцов вытянулись, а усмешки пропали. То же произошло и игроками, когда Бэнсон вернулся и сел на стул у стены, за спиной Дюка.

– Да-а, – протянул уважительно и восхищённо Сонливец. – Убедительно смотрит со шкуры Змея его жизненный опыт.

– Десятка два шрамов, – сосчитал Жирондон. – И все – мимо шуток! Откуда такой узор?

– Турецкие ятаганы, – сказал, поудобнее устраиваясь на стуле, Бэнсон. – Ещё – кинжал, копьё и метательные ножи.

– На щеке – это пуля? – поинтересовался Монтгомери.

Бэнсон кивнул.

– А почему только на одной щеке? Ты её проглотил?

– Нет. Она не влетела, а вылетела. Выстрел был в лицо. Спереди-сбоку. А я в эту секунду кричал.

– А вот ятаганы – это ведь был не один человек? Так расписать – нужна не пара рук, и даже не две пары.

– Нас было трое против двух дюжин.

– Ого! И все трое живы?!

– Нет, не все. Урмуль погиб…

– А вот это клеймо на груди, что оно значит?

– Что я – раб валидэ-султан.

– Это ещё кто?

– Мать султана в Стамбуле.

– И ты действительно был там рабом?

– Нет. Это хитрость. «Охранная грамота» от янычар.

Тут Жирондон перевёл взгляд на Дюка и быстро проговорил:

– Продай мне его! За любые деньги!

– Нет, – покачал головой Дюк. – Невозможно.

– Даже за большие деньги?

– Ни за какие. Я не нанял его. Он сам решил поступить ко мне на работу. Нас случай свёл. Он не берёт ни жалования, ни награды. Только покровительство от полиции, стол… и отсутствие лишних вопросов.

– Слушай, Змей! – продолжал упорствовать Жирондон. – Переходи служить мне! Клянусь – не пожалеешь!

Бэнсон свёл брови. Спросил:

– У вас здесь, я вижу, весьма жёсткие правила? (Жирондон, взглянув на игральный стол, покивал.) Вот такие же жёсткие и у меня. И потом, уважаемый сэр, если вы берёте в высокодоверенные помощники человека, который с лёгкостью уходит от своего покровителя, то как вы можете быть уверены, что он с такой же лёгкостью не уйдёт однажды от вас?

Кто-то из присутствующих рассмеялся, кто-то одобрительно хлопнул в ладоши. Дюк сидел, расплывшись в неудержимой улыбке.

– Однако, к делу, джентльмены! – недовольно скрипнул горбун, указывая узловатым «паучьим» пальцем на стоящего поодаль в почтительном ожидании носителя ящерицы.

Блеф

Ящерица – такая же песочно-жёлтая, но с едва заметным зеленоватым отливом – пробежала между Монтгомери и Сонливцем.

– Пожалуй, спорно, – сказал Сонливец.

– Бросим монету, – пожал плечами Монтгомери. – Мой – аверс[8].

– Мой – реверс, – согласно кивнул Сонливец.

Бросили на стол монету, и она, покрутившись, легла аверсом вверх.

– Монтгомери – первое слово, – проскрипел слегка пьяный горбун.

Вновь под пристальными взглядами всех присутствующих были стасованы карты, и гвоздь пронзил и пришпилил колоду к столу. «Казалось бы – мелочь, – подумал Бэнсон, – а как надёжно. Такую карту не передёрнешь.»

– Антэ – по пять гиней? – поинтересовался Монтгомери.

– Пусть будет по пять, – согласно ответили ему сидящие за столом.

Застучали крышки денежных сундуков. Зазвенело на столешнице золото. Игроки отшпилили себе по пять карт. Примолкли.

– Это закон! – с досадой проговорил Жирондон. – Если в первом кону всем пришла сильная карта, то в следующем – одни клочки… Пас! – и он бросил недалеко перед собой свои карты.

– Даже поменять не попробовал? – спросил его Сонливец. – Ведь пять гиней впустую теряешь…

– Менять уже поздно! – почти взвизгнул горбун. – Он сказал уже «пас»! Слово сказано!

– Я и не спорю, уважаемый Крэк, – примирительно-насмешливо произнёс Жирондон. – Я всегда помню, что говорю.

– Да, на клочках игры не сделаешь, – вздохнул Монтгомери и, откладывая карты, разочарованно выдавил: – пас.

– Пас, – не решился на игру и Дюк, не унявший ещё трепетной дрожи от недавней удачи. – Лучше пары[9] ничего в этом кону не придёт.

После замены карт «отдали» игру ещё двое. Теперь на деньги, внесённые в банк, претендовали лишь горбун Крэк и Сонливец. Если идти по часовой стрелке от Монтгомери, слово было за Сонливцем. Помедлив для важности, он сказал:

– Добавляю сорок пять гиней!

За столом раздались одобрительные восклицания, – впрочем, негромкие, вполне приличествующие светской компании.

– Ты блефуешь, – неуверенно проскрипел горбун, вонзившись взглядом в «рубашки» карт своего визави[10], как будто хотел сквозь картон рассмотреть их обратные стороны.

– Отчего же, мистер Крэк, – спокойно ответил Сонливец. – Я считаю, что у меня весьма хорошая карта.

– Ты блефуешь! – скрипнул зубами горбун и, положив карты на край стола, полез в свой сундук. – Уравниваю твои сорок пять и добавляю ещё сто!