Серые глаза

– Знаешь… – стала я придумывать, отводя подозрения, – бывают иногда со мной такие моменты: хочется побыть одной, поскучать, попеть себе под нос, побродить вдоль голых стен универа.

– Я тебя достала? – спросила она, кривя лицо.

– Нет, Катя, что ты, – продолжала я играть. – Просто запомни, что у всех есть личное пространство, и я бы хотела, чтобы моё принадлежало бы пока мне.

– Да кто его отобирает-то? – фыркнула она, уткнувшись в книгу.

Весь день я пыталась вести себя как обычно, но временами я чувствовала, как погружаюсь в мысли о Нике и его жизни. А собственно, чего такого? Ну, понравился парень, почему бы не подойти к нему и прямо все не сказать? Вот именно: «не сказать». Не скажу я ему, что плохо сплю, не могу делать уроки, не желаю знаться со всеми вокруг, а везде и всюду вижу перед собой только его. Покрутит у виска пальцем и уйдет в тайгу.

Ладно, познакомились мы с ним неважно, при не очень приятных обстоятельствах. А потом я снова свалилась на его голову, хотя лично его никто не просил помогать. Я вообще его не видела там, пока он сам не раскрыл себя. Ну, помог разобраться с поручением и мог бы идти себе дальше, а он ведь зачем-то предложил проводить. А я и отказать не смогла: язык не повернулся. Или это такой знак, что не все потеряно в плане отношения. Типа он не считает меня «ловелаской», как Катю, иначе бы так же язвительно говорил со мной. И не считает никчемной, иначе бы вообще не предлагал помощь. Так кем он меня считает? Или тоже изучает?

После обеда мне стало плохо. Голова ужасно заболела, и сидеть на паре оказалось испытанием похлеще путешествия в техучилище. Все время лекции пыталась взять себя в руки и заставляла безвольную правую руку писать на листах более понятные буквы. Выходили уродливые крючки и кружочки – не представляю, как это расшифровывать перед экзаменом. Звонок, вонзающийся в голову тысячью ледяных осколков, раздался за дверью, и студенты зашевелились. Катя толкнула меня, будто будя. Я не спала. Я не могла уснуть. Но шея так ослабла, что не могла ни повернуть, ни приподнять голову. Напрягая руки, я оторвала себя от парты и едва смогла упаковать все вещи. К счастью, больше не требовалось мучиться: мы шли домой. Доковыляла, упала на кровать. Уснула.

Н сентября, пятница

Прошла неделя с тех пор, как я писала что-то в дневник.

На самом деле мне нечего было рассказывать. Отвалявшись за выходные, я пришла в норму к началу недели, была готова взяться за дела. И я уже стала немного забывать о Нике, техучилище и всем, что было на прошлой неделе. Но потом все стало только хуже.

Да, болела голова. Да, не хотелось есть, действовать, решать свои проблемы. Да, не могла собраться. Да, только думала и думала. Нет, ничего не придумала.

А потом я пришла в университет с ужасным настроением и накричала на Катю. Она спрашивала, как у меня дела, допытывалась, почему я такая бледная и осунувшаяся. Всё, на что меня хватило, выразила в своем возмущении:

– Ничего, Катечка, со мной все в порядке. В полном! У меня просто пропал аппетит, я просто не хочу ничего делать, я просто возмущаюсь по поводу и без, – взорвалась я, уронив с колен рюкзак. – Это всё просто. Ну, вот так. Вот просто и всё, поняла?

Катя испугалась, потому что никогда не видела меня такой. Да и я сама не помню, чтобы вела себя так когда-нибудь. Голова снова загудела, меня ударил озноб, и слезы полились из глаз.

– Черт возьми, что с тобой? – удивилась подруга, прижимая меня к себе. – Что произошло за эти дни? Посмотри на меня, – она подняла моё лицо, придерживая за подбородок. – Что, ну, что стряслось?

– Мне больно, Кать… – выжала я из себя. – Очень больно…

– Что? Где больно?

– Голова разрывается…

– Все будет хорошо, ты просто не привыкла к такому объему информации. Все хорошо, – говорила она, поглаживая меня по голове. – Не нужно кричать, бунтовать. Ты просто скажи мне все, и не придется кричать, расстраивать нервишки. Посмотри на меня, – ее глаза так искренне блестели от слез, что я удивилась.

Но это не дало мне уверенность в том, что она понимает меня и мои чувства. Оттолкнула ее. Молча взяла сумку и ушла. На паре сидела отдельно. Наверно, она переживала, но меня это не особо заботило. Я снова боролась с головной болью, мысленно причитая. Холодные пальцы массировали виски, стараясь устранить напряженность. И все думала, думала. И уже не понимала, о чем думаю, что там строю, но думала и думала. Голова работала постоянно, словно вечный двигатель. Но что она там наработала, я не знала. Перегревшись, я вырубилась на паре и пришла в себя, когда почувствовала неприятный запах. Рядом стоял завкафедрой и сидела Катя, смахивая с лица слезы. Как только я открыла глаза, она схватила меня за руку и что-то зашептала.

– Как Вы себя чувствуете? – спросил далекий женский голос.

– В норме, – выдавила я. Язык не хотел поворачиваться: во рту пересохло.

Мерный писк аппарата, лекарство, вливаемое в мою вену, холодная ткань на горячем лбу. Я была в больнице.