В духе этих максим Ришелье за год (1614 г.) до эпохальной встречи с отцом Жозефом в Лудене приступил к государственной деятельности – как представитель духовенства на Генеральных штатах, собранных после волнений в стране, связанных с религиозными вопросами.
«Когда Ришелье был избран депутатом от духовенства на собранные по указу короля Генеральные штаты, он произнес на собрании депутатов речь, в которой были такие слова: «Что касается протестантов, то мы не должны применять к ним силу оружия, чтобы обратить их. Если они живут мирно и исполняют законы короля, то мы будем молиться за них и показывать им пример добродетельной жизни, только таким путем мы можем обратить их». Ни в одной проповеди или речи, произнесенной им, мы не найдем слов осуждения гугенотов. В них каждое слово призывает делать добро даже по отношению к еретикам» (Хитэр Беллок. «Ришелье»).
Он приобрел расположение королевы-матери, произнеся речь, полную беззастенчивой лести. Вскоре Ришелье снова приехал в Париж и свел знакомство с фаворитом Марии Медичи, алчным и трусливым итальянцем Кончино Кончини, который только что стал маршалом Франции (маршалом д’Анкром). Его ненавидела вся страна, однако Кончини, носивший звание первого министра, держался при помощи интриг и подкупа.
А когда собравшийся парламент потребовал его отставки, молодой епископ Люсона искусными доводами склонил собравшихся на сторону итальянца. Ришелье тщательно скрывал презрение, испытываемое к выскочке Кончини, но он понимал, что истинная владыка Франции – Мария Медичи, и не собирался терять ее расположение, играя против главного фаворита королевы-матери. Время еще не пришло. А Ришелье умел ждать. Ведь в ближайшее время именно ему предстояло стать подлинным владыкой Франции.
За свои старания Ришелье был вознагражден: ему доверили портфели военного министра и министра иностранных дел и назначают духовником королевы-девочки Анны Австрийской (о ее роли в становлении отношений между «пурпурным» и «серым» преосвященствами мы расскажем немного позже).
Теперь же Ришелье, нетерпеливо дожидаясь случая усилить свою политическую власть, старался «задружиться» с пока еще не близко знакомым ему отцом Жозефом. Ришелье прекрасно разбирался в людях и не мог не оценить масштаб личности своего будущего протеже, своей верной тени в будущем, – пожалуй, единственного за всю жизнь верного друга и соратника капуцинского монаха отца Жозефа (будущего «серого кардинала»).
Всякий раз, когда его предупреждали о приходе капуцина, Ришелье выезжал в карете встречать монаха. Ради какого-нибудь герцога или принца отец Жозеф не нарушил бы правило, воспрещавшее ездить верхом и в карете. Но Ришелье, как епископа, ему надлежало слушаться. Епископ временно освобождал монаха от обета пешего хождения. Когда выпрыгивали лакеи и распахивали перед ним дверцу кареты, он мог сесть в нее с чистой совестью, зная, что поведение его в церковном смысле совершенно правильно.
Сидя рядом в карете, они разговаривали подробно и доверительно о нынешнем мятеже, о слабости правительства, о состоянии страны в целом, об опасных планах Испании, о смуте, зреющей в Германии, о трудном положении Рима, теснимого явными врагами – протестантами и еще более зловещими друзьями – Габсбургами.
По большинству вопросов монах и епископ были полностью согласны. Оба считали, что Франция отчаянно нуждается в сильном центральном правительстве, что с самовластием знати и гугенотов надо покончить и король должен стать единоличным властителем страны. Оба желали реформы и оживления французской церкви. Оба были убеждены, что Франция – одно из избранных орудий Провидения и должна стать могущественной, дабы сыграть свою роль в христианском мире – ведущую роль, для которой Бог ее несомненно предназначил.
Но если Ришелье был убежден, что правильная политика укрепления Франции должна быть антииспанской и антиавстрийской, то отец Жозеф, напротив, благоразумно и дальновидно считал необходимым союз великих католических держав против еретиков. Первые среди равных, Бурбоны должны сотрудничать с двумя ветвями Габсбургов в воссоздании объединенного христианского мира.
Ришелье спокойно замечал, что всякий добрый католик, конечно, желает видеть христианство более сплоченным, однако никуда не денешься от того факта, что вот уже сто лет Испания и Австрия пытаются стать господами Европы. Франция окружена их территориями. Испанские армии – на всех границах, испанские корабли ходят повсюду, от Бискайского залива до Нидерландов. Рано или поздно надо преподать этим Габсбургам урок. «Но единство церкви, – возражал монах, – цельнотканая риза…» – «Тканная в Мадриде, – сухо отвечал епископ, – и расшитая в Вене». И дискуссия продолжалась.