Серые кардиналы советской эпохи

В толпе закричали: «Убили! Убили!» Люди бросились бежать. Одни обратно в цех, а другие через ворота на улицу, увлекая за собой Каплан. После первого же выстрела шофер Ленина Гиль увидел высунувшуюся из толпы женскую руку с браунингом и, выхватив револьвер, выскочил из машины и бросился за стрелявшей, но, заметив, что Ленин лежит на земле, вернулся к нему.

Ленин хриплым голосом с явным усилием спросил его: «Поймали его или нет?» На что Гиль сказал: «Молчите, не говорите. Вам тяжело». В это время он увидел бегущего прямо на него возбужденного матроса, державшего правую руку в кармане. Он крикнул ему, закрывая своим телом Ленина: «Стой! Стреляю!» Матрос круто свернул налево и выбежал за ворота. Какая-то женщина, увидев склонившегося над Лениным Гиля с револьвером в руках, вцепилась в него, крича: «Что вы делаете? Не стреляйте!»

Но от цеха ей крикнули: «Это свой! Свой!» К Гилю от цеха бежали трое вооруженных людей: «Мы — заводской комитет! Свои!»… На опустевшем дворе около Ленина собралось несколько активистов. Они помогли Ленину встать, сняли пальто и пиджак. Санитар Сафронов перевязал рану куском собственной рубашки. Ленина усадили на заднее сиденье, двое сели рядом с ним. Гиль вырулил за ворота и погнал машину в Кремль.

Позже он рассказывал: «Подъехал прямо к квартире Владимира Ильича во двор. Здесь мы все трое помогли выйти Владимиру Ильичу из автомобиля… стали просить и умолять его, чтобы он разрешил нам внести его, но никакие уговоры не помогли, и он твердо сказал: «Я пойду сам»… И он, опираясь на нас, пошел по крутой лестнице на третий этаж»…

Террористку задержал помощник военного комиссара 5‐й Московской пехотной дивизии С. Батулин. После митинга он застрял в заторе, созданном Новиковым, и, выбравшись с задержкой в 1–2 минуты во двор, поспешил к группе, собравшейся около автомобиля. Когда до нее оставалось 10–15 шагов, прогремели выстрелы, и Ленин упал на землю лицом вниз.

— Я понял, что на жизнь товарища Ленина было произведено покушение, — показывал Батулин. — Человека, стрелявшего в товарища Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: «Держите убийцу товарища Ленина!» И с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой одиночками и группами бежали в различном направлении, перепуганные выстрелами, люди.

Добежав до стрелки, Батулин остановился. Ловить было некого. И вдруг позади себя около дерева он увидел странного вида женщину с портфелем и зонтиком в руках. Заподозрив в ней человека, стрелявшего в Ленина, помощник комиссара задержал ее и повел обратно на завод, где возмущенные рабочие едва не учинили над ней самосуд. Активисты вызвали заводскую машину и доставили Каплан в Замоскворецкий военный комиссариат.

Здесь ее тщательно обыскали, и в присутствии председателя Московского трибунала Дьяконова, комиссара Замоскворечья Косиора, Батулина, комиссара Пиотровского и рабочего завода имени Михельсона Уварова она сделала официальное заявление:

«Я — Фанни Ефимовна Каплан. Под этим именем отбывала каторгу в Акатуе. На каторге пробыла 11 лет. Сегодня я стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению. Я считаю его предателем революции. Ни к какой партии не принадлежу, но считаю себя социалисткой».

Затем она ответила на ряд вопросов: возраст — 28 лет; место рождения — Виленская губерния; в Акатуе сидела как анархистка, хотя теперь к ним не принадлежит; в Ленина стреляла по собственному решению, так как он «подрывает у трудящихся веру в народовластие». На вопросы о том, сколько раз выстрелила, какой системы её пистолет, кто её знакомые, были ли у неё сообщники, каковы их политические взгляды, отвечать отказалась. Подписать протокол допроса отказалась. Его подписали как свидетели Батулин, Пиотровский и Уваров.

В 11.30 вечера допрос в Замоскворецком комиссариате закончился, и Каплан отправили на Лубянку в ВЧК. Здесь в первом часу ночи было проведено еще четыре допроса. Первым допрашивал заместитель Дзержинского Петерс, вторым — нарком юстиции Курский, третьим — снова Петерс, четвертым — заведующий отделом ВЧК Скрыпник. Допросы завершились в 2.25 утра и заняли в общей сложности около полутора часов. Каплан твердила, что в Ленина стреляла она, но не сказала ничего, что позволило бы выявить подлинных организаторов покушения.

Утром 3 сентября на Лубянку явился комендант Кремля, бывший балтийский матрос Мальков, с предписанием перевести Каплан в Кремль под охрану латышских стрелков. Через несколько часов секретарь ВЦИК Аванесов вручил Малькову постановление ВЧК о расстреле Каплан.

— Когда? — спросил Мальков.

— Сегодня. Немедленно, — ответил Аванесов и, помолчав минуту, спросил: — Где лучше?

— Пожалуй, во дворе Авто-броневого отряда, в тупике.

— Где закопаем? — поинтересовался Мальков.

— Этого мы не предусмотрели. Надо спросить у Якова Михайловича.

Пошли к Свердлову. В кабинете Аванесов спросил: где хоронить Каплан? И тут, как вспоминает Мальков, Яков Михайлович жестко и раздельно произнес: «Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа»…