Серые кардиналы

При фараоне Эхнатоне Эйе добился высоких постов не только с помощью вышеописанных родственных связей с царствующим домом, но и, в первую очередь, благодаря «стратегическому чутью» и умению эффективно использовать ситуацию, что в сущности и отличает талантливых политических деятелей всех времен. Эйе, искушенный во всех хитросплетениях египетской административной системы и умевший избегать любых ловушек на своем пути, обладал уникальным по своей ценности опытом. Хорошо зная элиту страны (так как в прошлом ему не раз приходилось выполнять сложные и деликатные поручения), он был идеальным связующим звеном между Фивами и новой столицей. Без сомнения, именно поэтому он сумел продержаться на первых ролях и при предшественнике Эхнатона, и при нем самом, и при его наследнике, включая все промежуточные незначительные фигуры, неизменно демонстрируя замечательную способность маневрировать и острое дипломатическое чутье придворного.

Эйе подчеркивает в надписях своей гробницы, что получал духовные наставления непосредственно из царских уст. Беседы между монархом и его первым слугой происходили весьма часто. Эйе удостоился многих титулов и почетных званий: «любимца совершенного бога» («совершенным (или младшим) богом» в Египте называли фараона), царского писца, «носителя опахала по правую руку царя», начальника колесничного войска, начальника всех строительных работ Его Величества.

Если верить текстам из его гробницы, Эйе пользовался доверием во всей стране. Эхнатон каждодневно осыпал его милостями, ибо считал очень компетентным человеком. Потому-то Эйе и был поставлен во главе высших сановников. Будучи человеком долга, он выслушивал повеления фараона и тут же их выполнял. Царь формально усыновил его, чтобы возвысить его статус и признать заслуги. Никогда ни один придворный не был удостоен подобной милости. Эйе получил в дар от царя в присутствии восхищенной толпы множество золотых ожерелий. Разумеется, это тоже признание статуса. Эйе просил царя даровать ему счастливую судьбу, долголетие, надлежащее погребение по ритуалу атонизма (этот совершенный слуга получил все, чего хотел, он дожил до глубокой старости, правда похоронен был по совсем другим ритуалам).

Однако материальные блага, коими царь вознаградил этого талантливого человека, не должны заслонять в наших глазах его религиозной роли. Заслуги Эйе не ограничивались чисто административной сферой. Источник этих сведений – тоже погребальные надписи из могилы в Ахетатоне.

Он проявил себя перед владыкой «Обеих Земель» как безупречно правдивый и честный человек. Он был служителем «ка» его величества и радовался каждый раз, когда видел фараона во дворце. Будучи поставленным во главе вельмож и царских приближенных, Эйе знал, кто из них приятен царю, мудрому и «знающему подобно Атону». Эйе олицетворял для царя, ненавидевшего ложь, Маат – закон жизни.

Пожелания, которые он высказывает в одном тексте из своей гробницы, характеризуют его как верного приверженца Атона. Эйе просит у царя: «Дозволь мне целовать священную землю, шествовать впереди тебя с приношениями для Атона, твоего отца, которые суть дары твоего «ка». Дозволь, чтобы мое «ка» жило и процветало ради меня… Чтобы имя мое произносилось в священном месте по твоей воле, а я оставался бы твоим любимцем, который следует повсюду за твоим «ка», чтобы я пребывал в милости твоей, когда наступит старость».

Эйе, по его утверждениям, стремился к мудрости, а не к личной власти. Частые упоминания «ка» позволяют заключить, что, по представлению Эйе, государственный сановник, сколь высокое место он бы ни занимал, должен заботиться прежде всего о «ка» – творческой энергии, от которой зависит все. Недаром Эйе говорит, что на земле он «следовал повсюду» за царским «ка», иными словами, видел сакральный аспект этой жизненной энергии. Если фараон дозволял кому-то из своих подданных обрести священный статус, то лишь потому, что все слова этого человека, произнесенные на земле, были истинными. Ведь перед лицом вечности имеет значение лишь одно качество – правдивость.

Правда, если бы на этой высокой ноте деятельность Эйе, как религиозного провозвестника Атона и верной тени Эхнатона, завершилась, было бы однозначно ясно, что всякие обвинения в коварстве, интриганстве и прочем – пустые выдумки, дабы очернить благородного человека. К сожалению, поведение Эйе после смерти Эхнатона и возврат в Фивы к старому звероголовому пантеону, довольно сильно снижает пафос речей верного Эйе. Но не будем забегать вперед.