Ларне же было очень жаль несчастного парня, а от его слов о жене с ребенком девушку просто скрутило от стыда и боли, но она знала, что выбранную роль нужно играть до конца, играть, несмотря ни на что. Она досадовала про себя на Нарин, хотя и понимала, что виновато тут харнгиратское воспитание подруги – ведь для рыжей мужчина человеком не был, был лишь чем-то типа игрушки, с которой можно поступать как душе угодно, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Поэтому Нарин даже не прислушалась к его словам, ей было совершенно неинтересно, что там лепечет это полуживотное. Ее раздражала его непокорность – как это, какой-то скот не считает величайшим счастьем своей жизни пить ее мочу? Он должен быть наказан за это! Рыжая, продолжая смеяться, стала над стражником, дала время полюбоваться ее половой щелью и неспешно опустилась ему на лицо. Хотя парень и пытался увернуться, но ничего у него не вышло – Нарин плотно уселась, сжав его голову коленями, и принялась елозить. Поупражнявшись таким образом некоторое время, рыжая звонко расхохоталась, встала и поставила стражнику ногу на грудь.
– Ну и кто ты теперь? – спросила она, наклонившись над ним.
– Раб, госпожа… – с горечью ответил парень.
– Чей?
– Ваш, госпожа…
Нарин снова торжествующе рассмеялась и презрительным тоном приказала:
– А теперь, раб, открывай свою вонючую пасть! Твоя госпожа желает помочиться!
– Не буду! – со смелостью отчаяния ответил бывший стражник. – На кол сажайте! Что хотите со мной делайте, а того, что вы хотите, не добьетесь!
– Не добьюсь, говоришь?.. – со зловещей ухмылкой склонилась над ним Нарин. – Посмотрим.
Она подошла к столику с пыточными инструментами, выбрала там небольшие тиски, несколько очень толстых, длинных игл, а затем, сохраняя на губах все ту же зловещую ухмылку, вернулась к стражнику. Парень, с ужасом посмотрев на то, что она несла в руках, попытался отодвинуться, но руки и ноги ему не повиновались. Нарин склонилась над ним, заложила одно из его яиц в тиски и начала зажимать. Звериный рев вырвался из глотки мужчины, он забился, но рыжая вновь быстрыми, колющими ударами парализовала его, и он мог только слабо дергаться. Она постоянно спрашивала у него, не передумал ли он, он кричал, плакал, но упрямо продолжал отказываться выполнить пожелание своей госпожи. Нарин укоризненно покачала головой, взяла кинжал и вспорола мошонку бывшего стражника, достав затем незажатое яйцо. Девушке доводилось уже присутствовать при укрощении строптивых рабов, и она прекрасно знала, в какие именно точки нужно втыкать иглы, чтобы боль превысила всякое терпение. Но мужчина при этом не должен был терять сознания, и Нарин попросила у работорговца разрешения воспользоваться исцеляющим жезлом, не нужным урезанной рабыне, ибо ее раны были смазаны бальзамом и уже подсохли. К тому же она, напоенная сонным раствором, заснула. Фатунг, с огромным интересом наблюдавший за укрощением стражника, конечно же, разрешил. Положив жезл у изголовья выгибающегося и плачущего от боли и бессилия парня, рыжая хихикнула, чувствуя приятное возбуждение. Она стала на колени возле него и даже задергала задом. В этот момент она ощутила, что кто-то раздвинул ее ягодицы и чей-то язык коснулся ее ануса. Нарин удивленно обернулась и увидала позади урезанную рабыню, присланную, по-видимому, работорговцем. Девушка поблагодарила его кивком головы, приказала рабыне лечь и уселась на ее лицо. Та немедленно запустила свой на удивление длинный и гибкий язычок между половых губ Нарин, одновременно нажимая на какие-то точки на теле, поглаживая в самых неожиданных местах. Буквально через минуту девушка поняла, что искусство аллиорноинских рабынь славилось не зря, так ей не лизал еще никто и никогда. Она зашипела от удовольствия и вернулась к своему делу. Взяв в зубы несколько иголок, Нарин стала по очереди втыкать их в нервные центры свободного яйца, в точки, вызывающие адскую, нечеловеческую боль. Не забывала она также подкручивать винт тисков, в которые было зажато второе яйцо бедного парня. Она лишь морщилась от его диких криков, не обращая на них внимания и продолжая мучить. Девушке было страшно интересно, а когда же он сломается и сломается ли. Впрочем, эту пытку за последние несколько лет выдержало, может быть, трое рабов, вряд ли больше. И после очередной иглы парень таки не выдержал страшной боли и взвыл:
– Госпожа-а-а-а!!! Я на все-е-е согласе-е-е-н… Только выймите иглы-ы-ы… Умоляю-ю-у-у ва-а-а-с…
– Согласен! – презрительно скривила губы Нарин. – Фи, такой большой, а терпения ни на грош! Открой пасть!
– И-и-и-г-л-ы-ы-ы… – простонал он, подчиняясь.
– Иглы останутся! – отрезала она. – В наказание! Потерпишь, скот!