Серые волки

Оснащенная фотоэлементом стеклянная дверь подъезда с чуть слышным шелестом разошлась надвое, половинки скользнули в стороны, в кондиционированную прохладу вестибюля ворвалось жаркое, отдающее запахами горячего асфальта и выхлопных газов дыхание улицы. К этим привычным ароматам московского лета сейчас примешивалась легко различимая струйка острого запаха тротилового дыма. Это амбре исходило от развороченной, дымящейся урны, над которой с растерянным видом склонился охранник. Он стоял к подъезду спиной и не видел, как странный знакомый господина Винникова покинул охраняемый им объект.

Очутившись на улице, молодой человек разом перестал вилять бедрами, расправил плечи и одним движением пятерни отбросил назад волосы. Одежда, лицо и прическа остались прежними, но по тротуару теперь уверенно и твердо шагал совсем другой человек – вполне обыкновенный, ничем не выделяющийся из огромного множества себе подобных рядовой менеджер среднего звена с самой что ни на есть обыкновенной, традиционной сексуальной ориентацией. Свернув за угол, он уселся за руль спортивного автомобиля и дисциплинированно пристегнулся ремнем безопасности. При этом у него, видимо, заело пряжку; молодой человек наклонился вперед и вбок, на мгновение скрывшись из вида где-то под приборной доской, а когда выпрямился, вместо темных артистических локонов у него на голове золотилась заметно поредевшая на макушке поросль коротких рыжеватых волос.

Мощный турбированный двигатель злобно взревел. Звук немного напоминал тот, что можно услышать, когда мимо, сильно газуя, проезжают «Жигули» с оторванным напрочь глушителем. Что позволено Юпитеру, не позволено быку; то, что у дышащей на ладан отечественной развалюхи служит признаком технической неисправности, для дорогого спорткара с эмблемой знаменитой фирмы на капоте является нормой.

Взвизгнув покрышками, машина сорвалась с места и мгновенно затерялась в плотном потоке уличного движения, что, отравляя воздух выхлопными газами и попирая недавно отремонтированный асфальт тысячами вращающихся колес, катился в направлении Нового Арбата.

6

У ворот монастыря стоял густо запыленный от колес до крыши черный «мерседес» представительского класса с синим ведерком проблескового маячка на крыше. За ним, съехав правой парой колес на травянистую обочину, остывал грузовой микроавтобус той же фирмы, тоже черный и тоже запыленный сверх всякого мыслимого предела. Водители – один в строгих черных брюках и белой рубашке с коротким рукавом и однотонным темно-бордовым галстуком, а другой в точно таком же наряде, но без галстука, зато в темных солнцезащитных очках – покуривали в сторонке, щурясь на солнышко и обсуждая какие-то свои сугубо профессиональные вопросы. Когда прорезанная в монастырских воротах калитка распахнулась с негромким скрипом и оттуда, перешагнув высокий порог, появилась внушительная фигура отца-настоятеля, тот водитель, что был без галстука, вороватым движением застигнутого на месте преступления школяра-двоечника спрятал сигарету за спину, а второй, поколебавшись, бросил свою в дорожную пыль и придавил подошвой.

Безоблачное небо было неправдоподобно синее, какого не увидишь в Москве. Налетающий порывами ветер беспорядочно гонял над колышущимся луговым разнотравьем невесомый одуванчиковый пух, как будто затеявшие большую войну лилипуты в одночасье сбросили на головы противника небывалый в истории массированный парашютный десант. Высоко в небе, невидимый на фоне слепящего солнечного диска, висел, оглашая всю округу своими переливчатыми трелями, жаворонок. Задняя дверь «мерседеса» начала открываться, и тот из водителей, что щеголял в галстуке, торопливо подбежав, услужливо распахнул ее перед пассажиром.

Выбравшись наружу, тот привычным жестом оправил пиджак и двинулся к стоящему в ожидании настоятелю. Это был сравнительно молодой, никак не старше сорока лет, мужчина чуть выше среднего роста – не худой и не толстый, с русыми, выгоревшими на солнце волосами и неровным загаром, судя по которому он не так давно сбрил бороду. Цвет лица уже начал выравниваться; случайный прохожий, скользнув по этому лицу рассеянным взглядом, возможно, заметил бы в нем какую-то странность, но вряд ли понял бы, что именно привлекло его внимание.

Сделав несколько шагов, этот гражданин остановился и, временно утратив интерес к настоятелю, перекрестился на укрепленную над воротами икону. Настоятель, коего звали отцом Михаилом, воспринял это спокойно: не желая относиться к гостю предвзято, обольщаться он тоже не спешил. Правильно и к месту перекреститься в наше время умеет всяк кому не лень, но крестное знамение, оставшись символом веры, давно перестало быть ее верным признаком.