Серые земли-2 (СИ)

Вспыхнул, опаляя на мгновенье, и когда ведьмак, едва сдержав нехорошее слово, которое почти слетело с языка — не готов он был морально к таким вот поворотам — перстень вернул, то на ладони, подтверждением слов Себастьяна, остался отпечаток короны. Со всеми завитушками, которые по статусу положены были.

…в Познаньск возвращались с эскортом.

Глава 31. Последняя, в которой происходят события, к основной истории отношения не имеющие

Не каждому, кто вышел в люди, удается остаться человеком.

Частное мнение некоего пана Н., брату которого случилось обрести семейное счастье с дочерью купца первое гильдии, а тако же с немалым ея приданым.

Яська открыла глаза.

Темень.

Такая темень, что хоть ты глаза лопни, в нее вперившись, а ничегошеньки не увидишь. Отчего‑то сие обстоятельство донельзя раздражало Яську. Она подняла было руку, желая потрогать глаза — вдруг да и вправду лопнули — но не сумела. Ладонь наткнулась на потолок.

Или не потолок?

Для потолка низенько как‑то… в полупяди от лба. И лоб этот, при попытке подняться, в потолок врезался с характерным стеклянным звуком. Надо же… не то, чтоб Яська себя сильно премудрою почитала, но все ж… следом пришла мысль, что гудел аккурат не лоб Яськин, но этот не то потолок, не то крышка… точно, крышка.

А сбоков — стены.

Стеклянные.

Гладенькие до того, что ногтю уцепиться не за что.

И вновь Яська не испугалась. Поерзала только, дивясь, что гробы ныне пошли просторные да и удобные, говоря по правде. Перинку, никак, пуховую положили… подушечку… кто ж это заботливый‑то такой? Единственное, Яська надеялась, что гроб не закопали, а если и закопали, то не сильно глубоко.

Выберется.

Престранное спокойствие, с которым она отнеслась, как к факту собственное несомненной смерти — о ней она помнила в прескверных подробностях, так и к чудесному воскрешению, Яславу несколько смущало. Но, как говорится, смущение смущением, а гроб — гробом.

Яська поерзала, подтянула руки к груди.

Заодно уж и грудь пощупала, потому как было у нее премерзкое ощущение, которое подтвердилось. Исчезла Яськина рубаха.

И куртка.

Штаны с сапогами, стало быть, тоже… на ноги нацепили нечто тесное, неудобное. А вот грудям свободно, ажно чересчур. И кружавчики по бокам.

Какой извращенец невинноубиенную деву в кружавчиках хоронит?

За деву, сиречь, за себя, стало обидно. И от обиды Яська запыхтела, а тако же уперлась, что было мочи, в крышку гроба. Оказалось, мочи в теперешнем Яськином теле ажно с избытком, поелику крышка сначала приподнялась, хрустну, а после поползла, поползла и бахнулася наземь со звоном. Только осколки и брызнули. Яська села.

— Ни хрена себе, — сказала она, стащив с головы веночек. Понюхала. Поморщилась. Подвядший флердоранж источал на редкость омерзительный запах. Выбросила.

Огляделась.

Слева камень и свечи. Справа камень и свечи… сзади, кажется, тоже… а впереди — дверь так и манит близостью.

— Ни хрена ж…

Сидела она в гробу, тут предчувствия не обманули.

И гроб этот стеклянным был… это ж надо до такого додуматься! А главное, где этакого стеклодува — затейника отыскали‑то?

Яська осторожненько постучала по краю.

Нахмурилась, когда острый осколок в палец впился. Странно, но боли она почти не ощущала. И осколок выдернув, уставилась на ранку. А крови‑то и нет…

Вот же ж… и она странная, и местечко.

Будто бы пещера, только стены гладкие, а потолок — куполом расписным, на котором черный дракон устроился. Привольно так устроился, крылья размахнул от стены до стены. Пасть раззявил. Уставился на Яську желтыми глазищами.

Смеется.

Дракону она пальцем погрозила.

И попыталась встать. Гроб, подвещенный на дюжине цепей, опасно покачнулся.

— Вот зар — р–раза! — восхитилась Яська, но все же встала. На карачки. На карачках в стеклянном гробу ей было как‑то уютней. Правда, белоснежное платье, как и подозревала она, с кружавчиками, оказалось не самою удобною для этаких экзерсисов одеждой. Вырез опасно растянулся, грозя предоставить Яськиной груди полную свободу. А ноги запутались в пышном подоле. Еще и туфельки нацепили крохотные, но теснючие — жуть. Если б Яська могла б до них добраться, скинула б к лешему.

Не могла.

С некоторым трудом ей все же удалось перекинуть через край гроба ноги. Яська надеялась, что пол не так далеко, как ей то виделось.

— Ох ты ж Иржена — матушка… — она сползала, чувствуя, что ненадежная опора вот — вот кувыркнется, а гроб, обернувшись на цепях, что вепрь на вертеле, еще и приложит Яську по бестолковой ее голове.

Небось, толковые головы в этакие ситуации не попадают.

Гроб, словно почуяв Яськины опасения, выскользнул‑таки. И она, чувствительно ударившись пятками о камень, зашипела.

— Твою ж…

— Я рад, прекрасная Яслава, лицезреть вас в полном здравии…