Серые земли-2 (СИ)

— Не мои. Приемыши, — похвала, как ни странно, была приятна. — От жены моей… покойной…

— Ах, горе — горе… — закивала сваха, подливая самогону, который и вправду был хорош. Не водица, конечно, водица этак кишки не опаляет, но затое и тепла от нее нету.

И душевной радости.

— Очень вам сочувствую… один и растите троих дочерей… их же до ума довести надо… ныне-то девицы не то, что прежде, упрямые… никого слушать не хотят… и уважения к старшим никакого… ни благодарности…

Яську выставили еще в самом начале этое беседы, да только она не дура, чтоб и вправду уйти.

Не понравилась ей сваха.

С первого взгляда не понравилась, а чем — Яська понять не могла. Но на огород, как велено было, не пошла, обождут бураки неполотыми. С нею и Настасья осталась, которая, напротив, при виде свахи преисполнилась самых радужных ожиданий. И присев рядышком, на скамеечку, шептала:

— Замуж пойдем… да не сюда, а в город… видела, какие у нее ручки? Беленькие, чистенькие…

Собственные Яськи были красны от загара, огрубевши и с трещинами. Ногти и вовсе ребристыми росли, а под них грязюка забивалась, да так плотно, что захочешь — не выковыряешь.

— Кому ты в городе нужна, дура?

На сестру она злилась за пустые ее мечтания, за надежды, которым, чуяла, не суждено было сбыться. А еще за то, что болтовнею своей мешала Настька слушать.

— Не скажи. В городе бабы какие?

Яська не ответила.

В городе ей бывать не доводилось, потому ничего внятного о городских бабах она сказать не могла бы, да только Настьке сестрины ответы были без надобности. Она сама себе сочиняла гишторию.

— Городские все белоручки… а что, хозяйства нету, вот и разбаловались. Ни есть сготовить не способные, ни убраться, ни одежи сшить… только целыми днями сидят на лавах да в окошко глядят.

Она вздохнула, хотя аккурат занималась тем же, пусть и глядела в окошко с другой стороны. Отчим же пил, кивал и глядел на сваху затуманенным взором. А когда положила она перед ним бумагу, то и подмахнул ее. И тут же раздалось:

— Яська! Настька! Холерины девки… — он добавил пару слов покрепче, и сваха поморщилась, небось, ей этакого в ея городах слыхать не доводилось.

Крику Яська не боялась, но на зов пошла, а мало ли, вдруг чего доброго скажет?

Отчим же поднялся.

Качало его. Затое на душе в кои-то веки было пречудесно. Пела эта душа сотнею свирелек, и желала сотворить добро…

— Вы… — даже вид строптивой падчерицы благости не убавил.

С норовом девка… и ладно… найдут кого, кто норов этот да пообломает… а то ишь, грозиться вздумала… не то, чтобы угрозы ее сильно Ихора напугали, он вовсе непужливый человек, но пожалел дуру, не тронул… а теперь вот еще и замуж отдаст.

От собственной доброты у Ихора ажно слезы на глаза навернулись.

И то дело… он же ж не выставил сирот за двери, хотя ж мог бы… растит, как родных, заботится, невзирая на черную их неблагодарность.

— Вы… идите… — слова теснились в грудях, и от избытку их, от чувств, его захлестнувших, Ихор лишь всхлипнул да рукой махнул. — Будьте счастливы…

— Ваш отец хочет сказать, — сваха сунула Ихору стакан, вновь до краев полный, — что мы с ним сговорились о вашей дальнейшей судьбе…

Охнула Настька. А Яське подумалось, что не след с этого договору добра ждать.

— И вы отправитесь со мной

— Куда? — мрачно поинтересовалась Яська.

— Яська! — гаркнул отчим, чувствуя, что сделка, весьма выгодная как по нему, сделка вот — вот расстроится из-за Яськиного упрямства.

— Ничего, Ихор Матвеевич, — поспешила влезть сваха. Она улыбалась столь старательно, что подозрения окрепли. — Девушки имеют право знать… в город, мы отправимся в город.

Она взяла Настасью под руку, не чинясь.

— В городе мы приведем вас в порядок… вы удивительно красивая молодая девушка, Настасья… сколько лет работаю свахой, а никогда прежде не случалось видеть…

Она пела и пела, про то, что Настькина красота ее и привлекла, и что на этую красоту охотников найдется множество великое. Это ж тут, в поселке, Настька — обычная девка, а в городе подобных ей, может быть, и вовсе нету…

Сестрица слушала.

И таяла.

И уже примеряла чудесные наряды, которые ей подарят, а еще туфельки и перчатки, такие же, как у свахи… и зонтик кружевной ее…

— Никуда мы не поедем, — Яська скрестила руки на груди.

— Яська! — отчим ударил кулаком по столу и сказал тихо: — Зашибу, дуру!

И Яська поверила.

Зашибет. За все старые обиды, которых у него собралось превеликое множество, а еще за договор, подписанный им… за — ради женщины этой, взгляд которой потерял былую масляность, сделался вдруг жестким, цепким.

— Деточка, — она отпустила Настасьину руку и взялась за Яську. — Подумай сама… что тебя здесь ждет?

Яська и сама знала, что ничего хорошего.

— Допустим, выйдешь ты замуж… но за кого? За… — она очень тихо, чтоб не услышал отчим, добавила: — За такого вот? И будешь до конца жизни терпеть побои? И на хозяйстве горбатится? Что ты теряешь? Да, ты не столь хороша, как твоя сестрица. У нее очень яркий типаж, но и тебе можно найти кого-нибудь подходящего…

Яська ей не поверила.