Серые земли Эдема

Ненадолго мы приближаемся к любви, ненадолго приближаемся к небу. А потом всегда спускаемся вниз.

Китайцы задержались в институте, и меня ещё несколько раз навещал Ли Шэнь. Приносил блюда китайской кухни и подолгу сидел, рассказывая о разных уголках своей родины.

Описывал Куньлунь: жёлтые горные хребты с серпантинами гравийных дорог, ирреально мерцающие снега и ледники на самых высоких вершинах, массивные стены буддистского монастыря в пустынном ущелье… Но тут почему-то осёкся, в глазах промелькнул испуг. Сразу перешёл к рассказу о южных островах — с рощами пальм и голубым простором Тихого океана за ослепительно-белыми пляжами.

И мне хотелось туда: к синим волнам, пальмам и сияющему голубому небу. Полежать бы на белом песке рядом с Кирой… Но по окну стекал дождь, а над лесом уныло тянулись серые облака.

Роман снова безвылазно торчал в лаборатории, но меня туда не пускал. Мавр сделал своё дело, мавр может уйти.

Ну и пусть, мне остался месяц…

Финал наступил неожиданно. Всё в нашем мире заканчивается неожиданно — и иначе, чем мы предполагали.

Я сидел в своей квартире, уныло глядя на зеленеющие склоны сопок. Занятия окончились, ребята уехали сдавать экзамены в Петрозаводский университет. Когда вернутся, моя миссия будет закончена. Я рассчитаюсь, упакую чемодан и наконец-то поеду к Кире…

Моя жизнь радикально изменилась за одну минуту.

Прозвучали странные аккорды, словно вдали торжественно и вместе с тем печально запели охотничьи рога (слышал в какой-то симфонии). В окне стало темнеть, сопки таяли в сумраке, напоследок вспыхивая изумрудно-зелёными склонами. Небо почернело, в нём зажглась фиолетовая дуга.

Солнечное затмение?

Что-то произошло с глазами, я никак не мог сфокусировать взгляд. А когда, наконец, смог видеть, то пейзаж за окном полностью изменился.

Собственно, окна больше не было. Да и стены тоже.

Половину комнаты словно обрезало, и передо мной открылся хмурый простор моря. Небо из дневного превратилось в вечернее — с тяжёлыми облаками над багровой полосой зари. Серых пятиэтажек института не стало — вдаль протянулся тёмный берег, где на скалах таинственно тлели красноватые отсветы. Я ощутил порыв свежего ветра и запах водорослей…

Багровая полоса быстро гасла, и вдруг на её месте вспыхнул изумрудно-зелёный луч. Наполовину охватил горизонт, словно фантастическая диадема, и… застыл.

А затем я увидел ту, для кого он возник столь царственным украшением.

Не один я странствовал по странным мирам. Снова мне открылось то, что когда-то видел полубезумный художник.

Женщина в платье, похожем на лебединое оперение, стояла то ли на берегу, то ли на тёмной воде — ног не было видно. И лицо я видел неясно: серебряный венец на голове то жемчужно мерцал, то вспыхивал зелёными искрами, и это затуманивало черты. Я понял только, что оно прекрасно, а потом огромные чёрные глаза уже не отпускали меня.

Машинально я встал.

Послышался голос, и я не понял: пришёл со стороны моря, или зазвучал у меня в голове?

— Привет тебе, путник на тёмной дороге. Вот ты и достиг развилки пути.

— Кто… вы? — с трудом выговорил я. Бешено застучало сердце.

— Говори мне «ты», — тихо раздалось в ответ. — Мало верных среди людей, и всё же друзья предают реже.

Я сглотнул:

— Но я не знаю… тебя.

Никогда не встречал такой красоты. Лишь один художник когда-то увидел и попытался изобразить на холсте загадочный облик, но вскоре сошёл с ума. Да на иконах можно увидеть столь таинственные и прекрасные женские лики. Впрочем, чем религия отличается от живописи? Всё это лишь неумелые наброски той грандиозной реальности, уголки которой и я посетил.

— Моё имя не может быть называемо, — словно ветер пропел над зыбью моря. — По крайней мере, пока. Просто говори мне «ты».

Ничего себе! Я с трудом подавил желание стать на колени. Хорошо ещё, что вспомнил Ницше: «Все вещи крещены у истока вечности и по ту сторону добра и зла». Раз уж оказался у истоков вечности, то забудь привычки раба.

— Зачем… ты явилась? — выдавил я.

Белая пена расцветала на прибрежных камнях, со мной словно разговаривал ветер.

— Мне нужен помощник и друг из твоего времени и пространства.

Я машинально отметил, что слово «помощник» она произнесла первым. Всё-таки женщина.

— Как я могу помочь? — горько спросил я. — Я живу в стране, которая потеряла себя. Планета быстро меняется, и Россия вскоре может исчезнуть с карты мира.

Ответ пришёл неожиданно ясный, слова холодом входили в мозг.