Серые земли Эдема

Конечно, «побродил» — неточное слово. Я по-прежнему сидел в своём кресле на террасе, хотя больше её не видел. Меня не замечали встречные — кто в строгих костюмах, а кто в одних рубашках. На постах охранники смотрели сквозь меня. Все казались призраками, но призраком скорее был я. Всё вокруг было реальным, но именно «было» — я наблюдал прошлое.

Из Сада нетрудно наблюдать прошлое — неважно, далёкое или близкое. Только изменить ничего нельзя, всё ушло.

Я «вошёл» внутрь. Прочитал изречение на стене: «And ye shall know the truth and the truth shall make you free» John VIII–XXXII

«И вы познаете истину, и истина сделает вас свободными» — цитата из Евангелия от Иоанна. Что ж, и я хочу узнать истину. Хотя на стену этого учреждения, наверное, следовало бы повесить слова и другого библейского персонажа, Понтия Пилата: «Что есть истина?».

Кажется, я выбираю не тот вход. Передо мной загорается красная стрелка курсора, и меня влечёт по одному коридору, затем по другому, с портретами важных джентльменов на стенах. Потом выносит в просторный холл с несколькими скульптурами. Вид одной заставляет меня остановиться, курсор уплывает вперёд, но послушно возвращается.

Над постаментом парит бронзовый орёл, и мастерство скульптора таково, что кажется — неистовый ветер отбрасывает птицу назад, и она кренится в немыслимом вираже. Но в то же время чувствуется, что именно орёл — владыка ветров, и ураган послушно понесёт его, куда тот захочет.

Скульптура называется Windwalker, и мне шепчут перевод: «Оседлавший бурю». По-моему, достаточно вольный, но я не придираюсь. Наверное, такими хотят видеть себя сотрудники заведения.

Меня увлекает дальше, в другой холл, где над полом висят модели хищных серых самолётов, а потом я начинаю «всплывать» мимо лестниц и эскалаторов.

Длинные светло-серые коридоры, светильники на стенах, изредка попадаются люди. У всех на груди болтаются карточки с фотографиями, слышны приглушённые звуки шагов — звуки далёкого прошлого.

Наконец стрелка поворачивает к двери, по инерции меня проносит в приёмную, где я неловко улыбаюсь секретарше средних лет. Но та не обращает внимания, так что я проплываю сквозь другую дверь прямо в кабинет.

Точно призрак.

Эта мысль в очередной раз беспокоит меня: как бы в стремлении к истине не стать призраком без всяких кавычек, видел таких в своих путешествиях. Но теперь ничего не поделаешь: назвался груздем, полезай в кузов.

В одной стене кабинета широкое окно с видом на лесистую долину, часть другой стены занимает экран, а людей всего трое. Они располагаются за столом модернистского вида (стекло и металл) — один человек в кресле, а двое на стульях. У окна пустует диван и ещё несколько кресел — тоже изыски современного дизайна.

Я встаю со своего невидимого кресла и пытаюсь пересесть на диван, чтобы со всеми удобствами наблюдать за этой секретной встречей. Но управлять фактурой поверхностей у меня пока не получается, так что позорно «проваливаюсь» до пола. Собравшиеся моего конфуза, естественно, не замечают. Да и меня тоже. Приходится вернуться на место.

Во главе стола — явно хозяин кабинета. У него беловатый пушок вокруг лысины и старческое, но бодрое лицо: плоский лягушачий рот, глубокие морщины от носа к уголкам рта, близко посаженные водянисто-голубые глаза. Начинает говорить немного скрипуче, и тут же включается невидимый переводчик:

— Вижу, как ты озираешься, Дэйв. Но сегодня не будет папки с бумагами, всё только на словах. Обычно название операции выбирает компьютер, но имя этой в компьютере фигурировать не должно. Сразу скажу, что дело довольно щекотливое. Послушай, а потом можешь отказаться. Но ты хорошо показал себя, и я думаю, что это твой шанс…

Я перевожу взгляд на его собеседника, который и в самом деле только что шарил взглядом по столу. Приятное розовощёкое лицо, причёска с пробором, небрежно повязанный галстук. Больше похож на свободного художника, чем на сотрудника ЦРУ…

Человек в кресле продолжает:

— Вообще-то тебе отведена чуть не главная роль, а в планы посвящают одним из последних. Но, как говорится в Библии, «последние будут первыми». Это раньше в бой первыми вступали рыцари, за ними шли солдаты, а по пятам следовали мародёры. В двадцатом веке к мародёрам присоединились журналисты. А теперь, сам знаешь, войны начинают журналисты и телевизионщики. Хотя и без рыцарей не обходится…

Человек во главе стола приостанавливается, а тот, кого назвали Дэйвом, непринуждённо вставляет:

— Как я понимаю, о рыцарях особенно распространяться не станем?

— Работа такая, Дэйв. Мы делаем историю, но редко удостаиваемся даже сноски в учебнике…

Хозяин кабинета ставит локти на стол, и лоб прорезает вертикальная морщинка.