Серые земли Эдема

Я сел на тахту и стал массировать виски, голова кружилась меньше. Попытался уловить дыхание Павла, но ничего не услышал. Возможно, тот нуждался в медицинской помощи. Неужели действительно собирался убить меня?

Что-то многие пытались это сделать…

Марат вернулся неожиданно быстро. Оценивающе глянул на меня, бросил на тахту полиэтиленовый пакет и склонился над Павлом.

– Жив, собака. Ничего, мы это поправим.

Я отнял пальцы от висков:

– Вы что, не собираетесь приводить его в чувство?

Марат сощурился:

– Зачем? Он сразу начнёт кричать от боли, понадобится новокаиновая блокада, а я не хирург, чтобы попасть шприцем в семенной канатик. Придётся вызвать врача и вообще дать делу ход. А потом… Ну, очухается он и расскажет своим хозяевам всё, что узнал. А это не так уж мало, он подкатывался не только к вам.

Марат замолчал и, к моему удивлению, достал из пакета обыкновенную грелку. Зачем-то надел резиновые перчатки, открутил пробку и, взяв со стола бутылку, вылил остаток водки в грелку. Потом достал из пакета ещё литровую бутылку водки, опорожнил туда же, а затем присоединил к грелке резиновый шланг.

Меня затрясло: понял, что собирается делать.

Марат положил грелку так, чтобы водка не выливалась из шланга, развернул тело Павла и усадил на полу, привалив плечами к тахте.

– Придержите ему голову, – приказал властно. – И помните, он собирался убить вас, как только получит нужную информацию.

Мои руки дрожали, но я взялся за жёсткие чёрные волосы Павла, а Марат тем временем засунул шланг ему в рот и приподнял грелку. Послышалось бульканье, от которого меня едва не стошнило. Марат сердито поглядел, и я судорожным усилием сдержал рвоту.

Наконец бульканье прекратилось. Марат сделал знак, и я отпустил голову. Та безвольно упала на грудь, и Павел тихо застонал. Марат выпрямился надо мной пружинисто, как кобра:

– Помогите спустить его вниз. Вынесем на задний двор. Там пурга и температура минус двадцать, так что к утру закоченеет. И не распускайте сопли, именно это он собирался проделать с вами. Когда обнаружат тело, вас могут допросить. Так вот, меня здесь не было. Вчера вы выпили две бутылки водки, а потом визитёр ушёл. Вы сразу легли спать и больше ничего не помните. Ясно?

Горло перехватило, я смог только кивнуть.

– Тогда берите за ноги! Хорошо, что он не снял ботинки, а то пришлось бы обувать. Спускаемся без шума!

Ботинки у Павла были хорошие, на толстой подошве, и я подумал, что мои-то прохудились. И в ремонт отдать некуда…

Наверное, эти мысли крутились в голове, лишь бы не думать, что оказался соучастником убийства. Что тащу по лестнице мёртвое тело. Правда, пока ещё оно не было мёртвым – Павел хрипло дышал, но вряд ли это продлится долго.

Всё когда-нибудь делаешь в первый раз…

Я покрылся потом, дыхание со свистом вырывалось из груди. Мы проволокли обмякшее тело мимо запертой квартиры кастелянши, и мне впервые пришло в голову: а случайно ли меня поселили отдельно от всех?

Внизу мы положили груз на пол, и Марат открыл заднюю дверь. На площадку ворвался снег и разбойный свист метели. Мы снова взялись за беднягу переводчика, выволокли наружу и прислонили к стене. От двери за бетонной перегородкой его не видно, да и темно, только налетают белые вихри.

– Бедняга ошибся дверью, – неприятно осклабился Марат, – вот и закоченел немножко.

У меня мелькнула неуютная мысль: сколько покойничков он так пристроил?

Спрашивать я не стал. Ветер леденил волосы, лицо Павла быстро залепляло снегом. А ведь ещё недавно рассуждал о Достоевском. Очнётся ли хоть ненадолго? Увидит ли последнее в своей жизни зрелище – летящую метель?

Многие приходили в Россию с мечом и последнее, что они видели, была эта белая русская метель…

Поднялись наверх. Марат деловито покидал в пакет свои медицинские принадлежности, взял дипломат Павла и, повторив наставления, ушёл. Я прилёг на тахту, меня трясло. Жаль, что не осталось водки.