Серые земли Эдема

Человек отворачивается от микрофона. На лице выпирают скулы, щёки и дерзко выступающий подбородок блестят от пота, серые глаза прищурены и жёстки. Снова нажимает на кнопку:

– Командира БЧ-2 в центральный пост!

Через короткое время из люка выныривает ещё один офицер. У этого подчёркнуто безмятежное лицо, словно он на морской прогулке, синяя пилотка сдвинута на затылок, и только карие глаза встревожены.

– Товарищ капитан первого ранга… – начинает он, но первый машет рукой.

– Вольно!

Какое-то время смотрит на вошедшего, и глаза немного теплеют.

– Пошли ко мне, Геннадий. Надо кое-что обсудить.

Оба скрываются за дверью, отделанной под дерево, и я после некоторого колебания следую.

Каюта невелика: койка, стол, два металлических стула, несколько полок. Капитан садится и хлопает ладонью по второму стулу.

– Ну, Геннадий, что будем делать? Скоро нас засекут и ещё добавят. Разнесут вдребезги вместе с той старой жестянкой по соседству.

Второй медлит садиться, зябко передёргивает плечами:

– Ракеты с такой глубины всё равно не запустить. И лодку вряд ли поднимем. Так что остаётся одно – набиться всем в спасательную камеру и всплывать. Будем болтаться на волнах, как кильки в банке – прямо к столу господ американцев.

Капитан достаёт белый платок и промокает лицо.

– А что? – усмехается он. – Может быть, не потопят. А может, ещё и премию дадут. Не надо будет бомбить лодку, так что реактор и ракеты целыми останутся. Избавим их воды от радиоактивного загрязнения.

Его собеседник, наконец, садится и кривит губы в усмешке, но в глазах тоска.

– Нам двоим, так вообще по гроб жизни будут обязаны. Ты знаешь, о чём я…

Похоже, это старые друзья, в разговоре обходятся без званий.

– Да уж, – хмурится капитан. – Ты и в самом деле так считаешь, насчёт спасательной камеры?..

– А что, Михаил? Читал я один американский роман, где наш командир-предатель атомную подлодку угнал. Выдумка, конечно. Описывается, как хорошо американцы русский экипаж приняли, как в конце русские перед американским теликом слюни распустили. И мы так можем. Получим в награду по особнячку где-нибудь на Гудзоне, жён выпишем…

– Если они живы останутся, – отрубает капитан. – Раз мы получили такой приказ, то это война. Настоящая война! Всё-таки решили окончательно разделаться с Россией.

– А может быть, приказ уже отменили? Знаешь ведь, как бывает. Во время войны в Ираке янки заплатили командующему обороной Багдада, и тот отдал приказ прекратить сопротивление. И у нас, возможно, кое-то из генералов сейчас прикидывает, на сколько округлился его счёт в западном банке.

– Отставить разговорчики! – взрывается капитан. Но тут же машет рукой:

– Ладно. Может быть, ты и прав. Связи всё равно нет, не проверишь. На такую глубину даже сигналы со станции «Зевс» не доходят. Лучше взгляни на карту.

Он разворачивает на столе лист, тот помещается не полностью, большая часть голубая, и только по краю зелёное с коричневым.

– Из-за преследования мы отклонились от курса на Норфолк и оказались ближе к Нью-Йорку. До города всего 100 миль. Сейчас лодка на склоне подводного каньона, вершина выходит как раз к Нью-йоркской бухте. Неплохая позиция, а?..

На карте прочерчена прямая, начинаясь на синем и утыкаясь в коричневое. Второй офицер бросает взгляд на карту и некоторое время молчит.

– Да уж, – говорит нехотя. – Нас инструктировали, что в крайнем случай возможен и такой вариант. Но ведь там не военно-морская база, а гражданский порт. И большой город…

Оба вздрагивают, по корпусу разносятся хлёсткие удары. Капитан ударяет по столу обоими кулаками.

– Гена, и мне не нравится такой вариант! Там живут простые люди, там дети… Но мне также не нравится, когда хладнокровно уничтожают Россию. У нас под видом реформ загубили миллионы человек. Мне рассказывали про офицеров, которые стрелялись, потому что не могли прокормить семьи и жёны падали в голодные обмороки. А сколько невинных детей и стариков умерло? Американцам на это наплевать, они гордятся победой над Советским Союзом. А теперь, видно, решили окончательно разделаться с нами…

Другой офицер надвигает пилотку на красивые дуги бровей.

– Это старая задачка, Михаил, – медленно произносит он. – Ещё Достоевский в «Братьях Карамазовых» задавал вопрос: стоит ли всеобщая гармония слезинки замученного ребёнка?.. Просто выглядит этот вопрос сейчас по-другому. Стоит ли всеобщее счастье под водительством Америки слёз детей, что умерли от ран и голода после её гуманных бомбардировок? И ещё умрут? И вдобавок, достанется ли это счастье всем, или только немногим? Только арифметики, чтобы подсчитать это, ещё не придумали…

– А я не хочу считать! – взрывается капитан. – Если страдают русские дети, то пусть страдают и американские. Вот такая простая арифметика, и я готов взять всю ответственность на себя! – Он смолкает, тяжело дыша, и с явным усилием берёт себя в руки. – Но в этой ситуации остальные могут сделать выбор: исполнять приказ или спасаться? Что скажешь ты?..

Мёртвое молчание в каюте, только где-то вдали хлещет вода. Корпус снова звенит от хлёстких ударов. Капитан сумрачно улыбается: