Серые земли Эдема

Она хочет добавить: «где Афродита снова бы вышла из пены», но не решается. Слишком много времени и сил ушло, чтобы научиться всегда выглядеть бесстрастной. Однако теперь близится конец, и она позволяет себе горько улыбнуться:

— Скоро наш мир переменится, Обри. Надеюсь, в этом новом мире мы встретимся. Не знаю только, будет ли он прекрасным…

Словно чёрное крыло взмахивает перед глазами, снова холодом трогает корни волос, и она медлит.

— В тот день, если увидишь чёрный свет, то беги. Не оставайся в сумраке.

Брови Обрина недоуменно сдвигаются, а потом он улыбается — грустной и бесшабашной улыбкой, которую так любит Сибил.

— Не останусь, Сибил. Но битва при Мегиддо пока не началась, и у нас ещё есть время. Пойдём.

Они встают, и косой солнечный свет падает на волны и белый город. Идут по набережной, держась за руки, — пара средних лет, ненадолго сбежавшая от мирской суеты на остров богини любви Афродиты…

Но теперь я знаю, кто на самом деле оседлает бурю…

Тихо журчит вода, бледные цветы покачиваются под ветерком. Немного похоже на заросли асфоделей по берегам Стикса. Никогда не думал, что штаб-квартира ЦРУ находится в таком красивом и безмятежном месте.

Точнее, находилась.

Больше я не вернусь в эту безмятежности кладбища. Здесь зародились планы тех, кто хотел оседлать бурю, и здесь они покоятся…

Я «смещаюсь» в своё время, а точнее — в поток времени Сада, который течёт синхронно земному. В точности синхронным он не бывает, разница составляет от нескольких минут до нескольких часов, но это уже другая история…

Сразу становится зябко, хотя наружная температура здесь ни при чём. В сумраке над землёй неприятно серебрятся щупальца тумана. И здесь перед застеклённой аркой входа растут цветы, но они чёрные и сумрачной волной захлёстывают двери. Под аркой непроглядная тьма, а над головой мрачным пологом нависает небо.

Тёмная зона, жуткая реальность новой Земли!

Случайно чёрный свет упал сюда, или так было задумано? Но кем?..

Да, мне надо узнать ещё много. Так что отправлюсь я в Белый дом.

Забавно, в прошлом мне так и не удалось посетить Америку: не было денег, да и американцы пускали русских с разбором. Зато теперь могу увидеть любое место.

Только это не радует.

Вашингтон, Белый дом

Овальный кабинет… Плавные изгибы стен, высокие окна, огромный стол. В кабинете двое: сам президент (хорошо помню его внешность по телевизионным новостям, которые смотрел ещё на Земле), а напротив лысоватый мужчина. Я навожу справки — это помощник по национальной безопасности.

Разгар оживлённой беседы, говорит президент. Мне заботливо переводят.

— Вилли, русский президент уверяет, что это случайность, результат аварии. У него подозрения, что её устроил наш агент. Что вы узнали?..

Я отмечаю, что на этот раз английское «you» переводят как «вы», нет такой фамильярности, как на встрече в ЦРУ.

— Господин президент, — голос помощника слегка дрожит. — Операция действительно могла быть санкционирована ЦРУ, однако с какой целью — неизвестно. Руководил ею заместитель директора Бен Холлидей, но его нигде не найдут…

Президент ударяет кулаком по столу:

— Вечно у них правая рука не знает, что делает левая! Не могут найти одного из руководителей ЦРУ! Давно пора реорганизовать эту лавочку!

Мне становится любопытно: Бен заварил кашу и исчез? Что за игру он затеял? Придётся оставить на время кабинет.

Людей найти легко — у каждого человека индивидуальный набор вибраций на энергетическом плане, так что это напоминает молниеносный перебор изображений. Вот и аура Бена — что-то совсем бледная…

В комнате полумрак, но сквозь огромное окно открывается грандиозная панорама: частокол зданий бросает стреловидные тени на сизую гладь моря. Горизонт тонет во мгле, над тёмной водой пылает угрюмый красный огонь. Ах да, это же Статуя Свободы. То ли факел в её воздетой руке, то ли корона горит в последних лучах заходящего солнца.

Значит, это Нью-Йорк!

У окна за круглым столом три тёмные фигуры. У меня холодок проходит по спине, когда узнаю старых знакомых. Рарох в синем одеянии, какое видел на нём ещё в призрачной Москве, а лицо словно вырублено из тёмного камня. Аннабель, как обычно, в зелёном платье, которое не скрывает роскошных грудей и бёдер. Её глаза сверкают изумрудами. Третий в чёрном халате, лицо бледное, тонкие пальцы на рукояти меча.

Рарох что-то говорит, мерно двигая челюстями, но я ничего не слышу.

Это сюрприз: за последнее время я привык, что могу видеть и слышать ВСЁ.

Выходит, и мне не всё позволено.

Аннабель встаёт, и я перевожу взгляд на неё.

Она идёт в мою сторону, и я замечаю в полу комнаты большое круглое отверстие, куда льётся спираль ступеней. Уже видел такое в Москве.

Что же, вниз, вдоль красновато блестящих перил в обширный зал…

Здесь интерьер роскошнее, чем в задрипанном бомбоубежище под Москвой, хотя тоже темно. Соблазнительно глубокие диваны и кресла, золочёные (а может быть и золотые) канделябры с горящими свечами, отражения огненных язычков в глубине зеркал. Золотистые блики мерцают на рамах картин, но сами полотна тонут во тьме.