Серый коршун

– А диадему снимают только вместе с головой, – вздохнул я. – Где-то я уже слышал подобное… Да, о богоравная Тея, недаром я всю жизнь побаивался колдуний!..

Внезапно откуда-то из лесу донесся тихий свист. В тот же миг я выкинул из головы всю эту ерунду и начал быстро шарить по траве в поисках секиры. Но «черная бронза» осталась в храме. Тея покачала головой:

– Это не враги, ванакт. Тебе предстоит еще один разговор.

– Ну, ты сегодня главный дамат церемоний, тебе виднее, – я вынул кинжал, который догадался захватить с собой, и положил рядом. – Какая-нибудь старушка-знахарка?

– Очень дряхлая, – согласилась девушка. – Не обижай ее, о великий ванакт!

Из-за деревьев медленно проступила огромная черная тень. Кто-то широкоплечий, громадного роста, осторожно вышел на поляну, осмотрелся и шагнул к нам.

– А вот и старушка, – пробормотал я, но кинжал брать не стал, почувствовав немалое любопытство. Кого еще могла позвать Тея к нашему костру?

…Здоровенный детина – почти с Афикла ростом, курчавая борода, веселые смеющиеся глаза. За поясом – хеттийский меч, ноги босые, но плащ дорогой, сидонский, явно с чужого плеча.

– Радуйся, ванакт!

Голос – под стать взгляду, насмешливый, уверенный.

– Говорят, полагается падать пред тобой на колени, так ты уж объясни, как именно…

– Можешь упасть на собственную задницу, – предложил я, и детина послушно присел у костра. – Радуйся и ты, незнакомец…

– Калиб, вожак вольных людей, – тихо подсказала Тея.

Я присвистнул, детина ухмыльнулся.

– Точно. Калиб я, сын Тмола…

– Бывший наемник, – уверенно заявил я. – Служил у хеттийцев, скорее всего на севере…

– В точку! – обрадовался разбойник. – Граница с каска, будь они, гады, прокляты! Ну, один вояка другого всегда признает. Десять лет тянул лямку у хеттийцев. А чего – отличные ребята!

– А как же ты стал разбойником? – не удержался я.

– Да так же, как ты ванактом. Кому чего по душе…

Мы помолчали, разглядывая друг друга. Наконец Калиб вздохнул и проговорил уже серьезно:

– Вот чего, Клеотер Микенский! Скажу сразу – ни я, ни мои мальчики не убивали того парня – Эгеона. Его порешили твои вояки.

– Знаю, – кивнул я.

– Я бы схватился с ним в открытую, один на один – но в засаду заманивать? Нет, у меня свой кураж! Я тебе, ванакт, честно скажу: чихал я на твоих гекветов! Они и драться-то не умеют, деревенщина! Вот Афикл – другое дело. Это парень что надо, даром что богоравный! Ну и ты, вроде… В Баб-Или служил? Лугалю?

– Точно.

– Пехота, колесницы?

– Пешая разведка. Полусотня, сотня, полутысяча, – не без гордости сообщил я. Калиб покачал головой:

– А я выше десятка не пошел. Вот почему ты – ванакт, а я – разбойник.

В его словах была своя правда. И вообще, парень мне понравился.

– Ты почему не воспользовался амнистией, Калиб?

– Я? – удивился он. – Так ведь мои ребята – почти все из беглых. Ну, рабы которые. А ты ведь чего обещал – всем прощение и возвращение домой. А куда им возвращаться? Снова хомут таскать?

Да, этого я не предусмотрел. Как и многого другого…

– Ну, и мне тоже, конечно… Так я – сам себе хозяин, да еще две сотни под рукой. А вернусь – куда? В деревенские стражники?

Тут мне в голову пришла неожиданная мысль:

– Калиб, а хочешь настоящую работенку?

– Это в Микенах-то? – скривился он.

– Нет, не в Микенах! В далекой стране за морем. Золото, женщины – и полно врагов. Наберешь тысячу воинов. Будет мало – десять тысяч!

Он присвистнул:

– Если не шутишь – соглашусь! Давно делом заняться хотелось… Ну а сейчас чего, ванакт?

Я усмехнулся:

– Называешь меня ванактом? Значит, не признаешь тех, кто в Микенах?

Он явно хотел сплюнуть, но покосился на Тею и ограничился тем, что скривил рожу:

– Да где это видано? Баба и пеленочник – ванакты? И еще вояка твой – Мантос? Ну их к воронам!

– Тогда есть дело…

Я изложил ему кое-что из своих замыслов. Вначале он растерялся, затем задумался, и, наконец, согласился. По-моему, ему даже понравилось.

– Когда все кончится, приходи в Микасу, – заключил я. – Поговорим про работенку.

– Не-а, – ухмыльнулся он. – В Микены не сунусь. Ты сам приходи, вот и поговорим. Да еще вот чего…

Он смерил меня достаточно выразительным взглядом, затем покосился на Тею:

– Ты, конечно, этот… богоравный и все такое, но знаю я нашего брата-наемника… Не вздумай девочку обидеть – голову оторву!

Я обомлел, затем перешел в атаку:

– Какая она тебе девочка, балбес? Богоравная Тея – великая жрица! А ну повтори!

Кажется, подействовало. Детина сглотнул:

– Ну, конечно… Богоравная… Да только, как ни крути, ванакт, она – племяшка моя…

– Калиб – мой дядя, – улыбнулась девушка. – Мамин брат…

Я вновь растерялся, а затем хмыкнул:

– А я-то думаю, откуда у великой жрицы такие знакомые? Будь спокоен, Калиб, сын Тмола, я никогда не обижу твою племянницу.

– Ты спас ее от пытки и костра, – кивнул разбойник. – Так что я за тебя, сам понимаешь, кому угодно… Да только, ванакт, она еще дурочка, вбила себе в голову…

– Дядя! – вскрикнула Тея.

Разбойник смутился и принялся чесать затылок.

…Поляна была вновь пуста. Я грелся у огня – ночь выдалась неожиданно прохладной. Тея, завернувшись в хлену, сидела рядом.