— Господин Терендорф, он туда побежал! К морю! – захлебываясь от волнения, закричал один из тех имперских, что сторожили выход из кордегардии. Второй неподвижно лежал на крыльце, раскинув руки в стороны. Кираса с белой башней, намалеванной на груди, была обильно забрызгана красным.
— За ним!!
Дальше, вниз по улице, раздавались испуганные возгласы. Заголосила какая-то торговка рядом с опрокинутым беглецом прилавком. Тыквы, кочаны капусты, помидоры и прочая снедь обрушились на мостовую, как из рога изобилия.
Имперец, а за ним и портовые стражники устремились в погоню.
Брин, скорчившись на полу в караульной, еще какое-то время слышал доносящиеся с улицы крики, и даже узнал знакомый голос Эрина. Но потом будто ушел под воду, и все звуки стихли, сменившись низким гулом в ушах.
Он лежал, зажимая рассеченное горло ладонью и чувствуя, как жизнь липким горячим потоком быстро утекает сквозь пальцы. Было страшно. До тошноты, до одури страшно. Сердце судорожно ворочалось в груди, глаза застилала едкая пелена слез. Когда удавалось сморгнуть, перед глазами были только грязные доски пола со следом от задавленного таракана прямо перед его носом. Вовсе не та картина, которую хочется наблюдать в последние мгновения.
Собравшись с силами, Брин отнял ладонь от горла, уперся ею в пол и перевернулся на спину. Дверь в караулку была распахнута настежь, и свет, льющийся снаружи, показался ему нестерпимо ярким. Он зажмурился и поднял было руку, чтобы прикрыть глаза от солнца. Но на это его уже не хватило.
Так его и нашли – с лицом, обращенным к выходу. Рядом с ним на полу багровел отпечаток ладони.
7
Неуклюже хлюпая сапогами по раскисшей грязи, Мо забежал под навес возле входа в харчевню. Мог особо и не торопиться – от вездесущего дождя навес не спасал, скорее наоборот. Слой старой прогнившей соломы промок насквозь и теперь с него не просто капало, а лилось целыми струями. Относительно сухо было только у самой стены, рядом с дверью – там, где сидел на скамье пузатый Хек и с мрачным видом ковырялся с каким-то куском доски. Приглядевшись, Мо понял, что тот малюет новую вывеску.
— Боги тебе в помощь, досточтимый Хек! – переминаясь с ноги на ногу, промямлил Мо.
Трактирщик поднял на него водянистые глаза и еще сильнее выпятил свою толстую рыбью губу.
— Чего надо?
Не дожидаясь ответа, схватил стоящую рядом на скамье пузатую бутылку и отхлебнул из горлышка.
Мо, вытянув шею, судорожно сглотнул.
— Так это, Хек… Выпить бы. Со вчерашнего дня ни росинки…
— Ха! А я-то думаю – кто это ко мне приперся? Я тебя тверезым и не признал, Мо.
Рыбак заискивающе заулыбался, показывая коричневые и изрядно поредевшие зубы.
— Дык это… Я и сам себя не признаю, хе–хе…
Он покосился на заколоченную крест–накрест дверь в таверну и окошко рядом с ней.
— Еще не открылся?
— Я погляжу – мозгов у тебя, как у трески! Чего я, по–твоему, снаружи-то торчу?
— А… ну да. А как там… этот? – Мо невольно перешел на шепот.
Трактирщик обернулся к двери, будто к чему-то прислушиваясь.
— Вчера еще весь день стонал, на помощь звал. Нонче пока ни звука. Молю Араноса, чтобы этот страшила уже сдох.
Мо покивал, не сводя глаз с початой бутылки.
— Так это, Хек… Как насчет выпить-то?
— Нету! – отрезал трактирщик, снова прикладываясь к горлышку.
На лице пьянчуги отразилось такое страдание, что даже самый лютый головорез облился бы слезами от жалости.
— Ну, может, все-таки можно…
— Можно! – охотно согласился толстяк. – Давай так – я тебя запущу внутрь, ты проверишь, живой ли там этот магик. Две бутылки чистейшего, ни разу не разбавленного рома тебе отвалю.
На рыбака было больно смотреть – настолько противоречивые чувства его терзали. Он был вчера в «Барракуде» и самолично видел страшного черного мага и его схватку с другим магом – в сером балахоне. Страху натерпелся такого, что портки до сих пор не просохли. Но выпить хотелось так, что он убить готов был за бутылку любой сивухи, хотя вообще-то всегда слыл парнем безобидным.
— Так это, Хек… – вдруг прозрел он. – А хлебнуть дашь сначала? Ну, для храбрости?
— Ага, нашел дурака! – хохотнул трактирщик. – Проваливай!
— Ну, Хек… – заканючил рыбак, едва не падая на колени. – Ну, два глотка! У меня кишки все в узел сворачивает, помру щас!
— Какой я тебе Хек! – огрызнулся толстяк. – Хек… Сам ты… палтус паршивый. Гектор я! А для тебя – дон Гектор Фарендот! Усек?
— О, Ирана Милостивая! – Мо, выпучив глаза от страха, попятился к стене.
— Вот так-то! – довольно хмыкнул трактирщик, снова отхлебывая из бутылки. Пот ом заметил, что смотрит рыбак вовсе не него, а куда-то на улицу.
Обернувшись, он и сам не удержался от испуганного возгласа.
Сквозь завесу дождя прямиком к «Барракуде» шел какой-то чужак. Чужаков в Вальбо и так-то не жаловали. А уж на этого достаточно было разок взглянуть, чтобы понять – жди неприятностей.