Было очень тихо, даже птичьего треска не доносилось. Видно, большая часть птиц уже улетела в теплые края. Листва с деревьев частично осыпалась, устлав землю тощим хрустким ковром. Но все равно кроны еще задерживали часть света, так что под их сенью было ощутимо темнее, чем на дороге. Надо было торопиться с поисками.
Мыслями Барт снова перенесся в Валемир. Старый Твинклдот наверняка уже вернулся – до Тиелата и обратно не больше трех дней пути, а при попутном ветре можно и в два уложиться, даже на таком корыте, как «Глория». Как старик встретил весть о потере дома и лавки, Барт даже представить себе не мог, несмотря на всю свою бурную фантазию. Как бы Индюка удар ни хватил. Шутка ли – в один миг потерять то, над чем горбатился всю жизнь. А если в пожаре все-таки кто-то погиб? Или даже все…
Представилось, как из обугленного, еще дымящегося остова вытаскивают Донну – со страшными ожогами на руках, на груди, в черной от копоти одежде. Может, она даже еще жива, и еле слышно стонет, запрокинув изуродованное лицо к небу…
Барт остановился, стиснув зубы, чтобы не взвыть. Уткнулся лбом в корявый березовый ствол, зажмурился, сдерживая уже готовые брызнуть горячие слезы.
— Что я наделал… Что я наделал…
О том, чтобы вернуться в Валемир, не может быть и речи. Даже если все обошлось, и домочадцам удалось спастись… Лавка-то точно сгорела дотла. Чтобы восстановить особняк, Индюку наверняка придется выгрести до последней лиры все свои сбережения, а то и заложить «Глорию»… Выкарабкаться из этой ямы будет нелегко. И все из-за глупо й выходки непутевого племянника. Эх, пусть уж Твинклдоты считают, что он погиб. Погорюют немного, да перестанут. А он… Он накопит деньжат и через пару лет вернется. Обязательно вернется и поможет восстановить лавку.
Только бы не было слишком поздно…
Барт утер слезы, вздохнул. Огляделся. Стремительно темнело – он едва различал стволы деревьев в десятке шагов от себя. Стало жутковато. Он прикинул, с какой стороны пришел и торопливо, едва не вприпрыжку, двинулся обратно. Траву по пути ворошил, но без особого усердия. Вся его добыча пока состояла из двух жалкого вида остроконечных мухоморчиков, еще одного побольше, но раздавленного, а также нескольких грибов, просто заподозренных в принадлежности к мухоморам. Было уже слишком темно, и рассмотреть что-то было все сложнее.
— Так, стоять… – осадил Барт сам себя, упершись в кучу валежника. – Здесь я еще не был.
Снова завертел головой, осматриваясь. Деревья обступали его со всех сторон, и просвета между ними не было видно. Под ногами хрустели мелкие сухие ветки и опавшая листва. Склонившись к самой земле, будто вынюхивая след, Барт дал приличный круг, пытаясь найти хоть какой-то намек на тропу. Безрезультатно.
Рассудив, что, если идти все время в одну сторону, рано или поздно дойдешь до края, Барт трусцой побежал вперед. Про поиски грибов забыл окончательно – страх заблудиться все нарастал. В лесу юный Твинклдот ориентировался прескверно, что неудивительно для человека, всю сознательную жизнь проведшего в крупном городе.
Подлесок стал гуще, приходилось продираться через кусты. Забурившись в какие-то колючие заросли, Барт остановился. Сердце колотилось, как бешеное, и вовсе не от бега. Лес вокруг вдруг показался настоящими дебрями. Юноша явно удалялся от опушки.
Было очень тихо, только хрустело под ногами у вертящегося на месте Барта. Он замер, надеясь услышать хоть что–нибу дь еще. Например, фырканье оставленной на опушке лошади.
Но со всех сторон поползли совсем другие звуки. Непонятные шорохи, похрустывания, поскрипывания. Барта бросило в жар.
— Болван… – в бессильной злобе прошипел он. – Куда же ты поперся? Ни факела, ни огнива. И кинжал Серому отдал…
Он помотал головой, отгоняя сонм жутковатых звуков. Развернулся и быстро пошел обратно. Стало уже совсем темно, так что приходилось приглядываться, чтобы не врезаться в дерево или не споткнуться о какую-нибудь корягу.
Между деревьями – никакого просвета. Разве что вверху. Барт запрокинул голову, разглядывая кусок неба между поредевшими кронами. На темно–сером пологе уже можно было разглядеть тусклые огоньки звезд.
Прошлой ночью луна была почти полной. Нужно подождать – если повезет, и туч не будет – должно быть посветлее.
Барт представил, как шатается по залитому мертвенным лунным светом лесу, и поежился. Ну, нет, какое там ждать. Надо выбираться отсюда!
Он снова прислушался. Кажется…
По спине пробежал неприятный холодок, а колени вдруг ослабли так, что Барт даже присел. Закусил костяшки пальцев, чтобы не вскрикнуть.
Тонкий мелодичный голосок. Ни слов, ни мотива не разобрать – слишком далеко, – но явно кто-то поет. Стало не просто жутко, а страшно, до одури страшно, так, что захотелось закопаться под землю или броситься бежать, не разбирая дороги и вереща, как резаный.