— Нет, – помотал головой тощий. – Меня зовут Вирго Дамблдорф. Но все называют меня просто Великолепный Вирго.
Он выпрямился, демонстрируя горбоносый профиль, который и впрямь был бы внушительным, если бы не скошенный к самой шее подбородок.
— Кто это – все? – вопросительно приподнял бровь Барт.
— Ну… – неожиданно смутился Дамблдорф. – Все, кто… кого я прошу меня так называть.
— И что, есть такие, что соглашаются?
— В общем, так, малыш, – ты будешь со мной торговать, или попросту отнимаешь у Великолепного Вирго его драгоценное время? – сварливо осведомился тощий.
— Да нужен ты мне… – фыркнул Барт, пытаясь обогнуть тележку надоедливого оборванца.
— Как знаешь. Меня ждут другие клиенты, – гордо вскинул голову Вирго. – Но, может, все-таки покажешь, что у тебя там в узле?
— Да ничего, – отмахнулся Барт. – Тряпье всякое.
— Покажи! – потребовал тощий, преграждая ему путь. Пахло от него мускусом и застарелым потом.
Барт попятился, едва не споткнувшись о колесо стоящей посреди дороги тележки. Заглянул в нее.
— А, да ты старьевщик! – понимающе закивал он.
— Поразительная прозорливость для такого юного господина! – осклабился Вирго. – Я поражен! Я восхищен! Я обескуражен!
— Издеваешься, да? – поморщился Барт. – Дай же пройти!
— У меня найдутся отличные сапоги для тебя, – вкрадчиво произнес старьевщик. – Отдам практически даром!
— Да неужто? Ну, покажи.
— О, не думаешь же ты, что я вожу весь ассортимент в этой скромной тележке? – снисходительно ухмыльнулся Вирго. – Мой магазин там, за конюшней. Я думаю, молодой господин найдет там немало интересного. И все по очень низким ценам. Почти даром!
Барт вздохнул. Предложение было заманчивым, хотя и весьма сомнительным.
— Магазин, говоришь? Что-то не верится…
— Пойдем, я покажу!
Вирго проворно подхватил длинные, как оглобли, ручки тележки и проворно покатил свою громыхающую колымагу по улице, прочь от рынка. Барт, почесав в затылке, неохотно отправился следом.
За конюшней действительно стоял потрепанный фургон такой яркой расцветки, будто был угнан из бродячего цирка. Рядом с ним угрюмо жевала лежалую солому стреноженная понурая кляча, такая же тощая, как и сам старьевщик. К колесу фургона был привязан лохматый вислоухий пес размером с доброго теленка. Он лежал, вытянув передние лапы и положив на них лобастую голову, и, похоже, предавался глубоким раздумьям. Может, размышлял над тем, чем же он так провинился перед богами, что ему достался такой хозяин.
— Прошу, прошу, молодой господин, – Вирго суетливо забегал вокруг фургона, расшнуровывая бечевку, что притягивала край полотняного полога к бортику. – Демона не бойся, он не тронет.
— Демона?
— Моего песика. Слышь, ты, блохастый! Это наш клиент, его не трогать! Фу!
Пес, не поднимая головы, укоризненно взглянул на старьевщика и снова прикрыл глаза.
— Настоящая зверюга, – хвастливо продолжил Вирго. – Под его защитой и магазин оставить не страшно.
— Да уж… А почему это твой фургон здесь, а не на площади, рядом с остальными?
— О, молодой человек… – сокрушенно покачал головой старьевщик, почему-то потирая место пониже поясницы. – Интриги. Зависть. Ты не представляешь, как сложно в наше время выжить честному независимому торговцу, когда вокруг все поглотили эти ненасытные гильдии и артели… Впрочем, не будем о грустном. Я ведь тебе кое-что обещал…
Привстав на цыпочки, он нырнул куда-то в недра фургона и долго там копошился, вертя оставшимся снаружи тощим задом. Наконец он вынырнул, держа в каждой руке по сапогу.
— Вот, взгляни.
Барт был удивлен. Сапоги были высокие, из великолепной мягкой кожи, со шнуровкой спереди, отороченные черным блестящим мехом, украшенные по бокам медными кольцами, с толстой подошвой из нескольких слоев бычьей шкуры. Тонкая работа, хотя и чувствуется, что изрядно поношены. Барт сунул руку в один из них и обомлел. Мех был и внутри, немного потертый, но все еще плотный и наверняка очень теплый.
— Я их беру! – воскликнул Барт, прижимая сапоги к груди, будто кто-то собирался их отнять.
— Я не сомневался, господин, – Вирго расплылся в улыбке, показывая крупные, как у лошади, передние зубы. – Великолепная вещь, как и я! Достойная аристократа. В столице сейчас такие в моде – с руками отрывают. Чуешь, какая выделка? Работа настоящего мастера! Можно ходить в них хоть осенью, хоть в самую лютую зиму! Это же бобровый мех, чуешь?
— Да чую я, чую, – отмахнулся Барт, торопливо ослабляя шнуровку на сапогах, чтобы поскорее обуться.
— Ну, я рад, что угодил. С тебя триста лир.
На мгновение Барт замер от неожиданности. Потом, фыркнув, отмахнулся от старьевщика:
— Да не смеши меня! За пятьдесят – возьму.
Барт задрал ногу, собираясь надеть сапог, но старьевщик цепко уцепился в обувку и потянул к себе.
— Ох, прошу извинить меня, молодой господин, – приторно улыбаясь, возразил он. – Но моя цена – триста лир.
— Да ты рехнулся?! Триста лир за поношенные сапоги?
— Прекрасная цена! Не веришь – попробуй найти дешевле.
Барт, не выпуская из рук сапог, тоскливо оглянулся в сторону рынка.