Все переглянулись, но возражений не было.
Единственный условно доступный нам исправный мораториум — в том срезе, что изнанкой подвязан к Центру. Там, где пустой город, странные, но старательные аборигены и бывший дом одного из Хранителей. Наш дом. Мы оставили его, бросив как есть, когда поняли, что за нами туда непременно придут. Еньку и часть барахла отдали Меланте на обзаведение, кое-что загрузили на дирижабль. Алистелия хотела вывезти всю библиотеку, изошлась в рыданиях, выбирая, что влезет в выделенный ей объём, но почти всё пришлось бросить. Гондола, в отличие от созвучного изделия, не резиновая. Нам было не до спасения культурных ценностей, себя бы спасти.
Теперь возвращаемся.
— А с виду всё цело! — сказал Иван, разглядывая проплывающий под нами дом. — Даже окна не разбиты.
— Сад зарос весь, — недовольно сказала моя жена. — Как джунгли теперь.
— Да чёрт с ним с садом, — отмахнулся я. — Здесь же из-за мораториума уйма времени прошло. Ещё бы не джунгли.
— Тебе чёрт, а мы со Светкой знаешь сколько сил вложили? — надулась она.
— Действительно, насколько можно разглядеть, дом не разграблен, — Артём пытается разглядеть что-то сквозь пыльные окна.
— Может, и не было тут никого, — сказал я, — дверь в Центр мы, уходя, заблокировали, а по Дороге сюда добираться сложно. Мораториум мешает, и вообще путь неочевидный. Были бы мы тут — нашли бы, а заради дом разгромить и в вазы насрать — хлопот слишком много.
— Вот он, тикает, зараза такая, — мы с Иваном пристально рассматриваем вращающийся сложный механизм. Соорудили наскоро примитивные леса, варварски раскурочив ближайший забор, и теперь смотрим на него не снизу, а вблизи.
— Я бы вот тут попробовала, — сказала Василиса, — смотрите.
Мы посмотрели.
— Если считать, что куб внутри такого же размера, как мы привыкли, то он вот здесь.
— Похоже на то, — признал Иван, глядя на дочку с отцовской гордостью.
Василиса умница и механик отличнейший, хоть и самоучка. Книг мы ей натащили, что смогли — подсказали, дальше сама. Природный талант и наследственность хорошая.
— Если его извлекать, то только вверх, вот здесь. Эта часть откидывается… — она потянула на себя ажурную опору, — вот, видите — здесь шарнир?
— Вась, не спеши… — сказал Иван, но было поздно.
Я дёрнулся придержать стопор — но тоже не успел. Механизм стремительно начал раскручиваться, как часы со слетевшим коромыслом. Колёсики крутятся всё быстрее, тяги летают, как сумасшедшие, от нарастающего гула начинает вибрировать земля. Леса закачались, и мы поспешили спрыгнуть.
— Ой… — сказала сдавленно Василиса.
— Вот тебе и ой… — мрачно ответил Иван. — Ручонки шаловливые…
— Извините, я не…
— Бонг! — гулко сказал механизм и начал останавливаться.
— Всё, блин, поломали, рукожопы, — самокритично сказал я, давая понять, что не исключаю себя из круга несущих ответственность.
— И что теперь? — спросила Василиса.
— А я знаю? Надо хоть глянуть, не зря ли.
Я залез обратно, откинул верхнюю часть механизма и заглянул внутрь кубической ёмкости.
— Ну что там, что? — волновалась девушка.
— Как тебе сказать… С одной стороны, теория была верной. Тут был кристалл.
— Был? — испуганно спросила она.
— Ага, — кивнул я, рассматривая механизм изнутри, — но вынимался он не так. Надо было, во-первых, опустить вот этот стопор, во-вторых, выдвигать вместе с ёмкостью сюда, влево-вниз, видишь?
— Вижу… — упавшим голосом сказала Василиса.
— А теперь там только пыль. Сжатое в нём время выдавило обратно. Я даже представить себе не могу, какая бездна энергии освободилась разом. Это, я не знаю… Как взрыв сверхновой, наверное.
— И куда она ушла? — заинтересовался Иван.
— А я знаю? — повторил я. — Но кристалла у нас больше нет. Если собрать эту штуку обратно, запустить и подождать лет тыщу, наверное, вырастет новый. Но это не точно.
— Мы попали, — констатировал капитан.
— Простите меня, простите, — плакала девушка.
— Плюнь, Васильиванна, с каждым могло случиться, — великодушно сказал я.
На самом деле не факт, что я сам бы не дёрнул за эту штуку секундой позднее. Она, правда, напрашивалась быть дёрнутой.
— Что случилось? — к нам бежит от дирижабля Настя.
Лицо её совершенно потерянное, бледное и изумлённое, а ещё — с ним что-то не так, и я не могу понять, что именно.
— Ну, мы тут, в общем… — сбивчиво начал пояснять Иван.
— …Плюшками балуемся, — закончил его мысль я. — А что такое?
— Я больше не чувствую Мультиверсум! — дрожащим голосом сказала она. — Как будто его нет. Хуже — как будто его никогда и не было! Ни его, ни Первомира, ни Дороги, ни маяков, ни реперов… Ничего!
— Настя, — тихо сказала Василиса, — твои глаза!
— Что «мои глаза»?
— Они голубые. Или всё же зелёные?
Девушка повернулась, и я понял — из её глаз ушла пронзительная кобальтовая синева. Теперь они цвета холодного морского льда, перелив голубого в зелёный.
— Это куда же нас закинуло? — почесал седеющую голову Иван.