Серый Том. Начало

Мандраж не утихал, подходило назначенное время. Стараясь успокоить расшалившиеся нервы, перебирал в руках малу из рудракши, смотрел в огонь и на звёздное небо: «нужно лишь время, для адаптации, как глаза, после яркого света костра, медленно отрисовывают менее яркие звёзды на ночном небе».

Опустив глаза к пламени костра, боковым зрением уловил уплотнение тени напротив себя, за костром. Все пришли в движение, заговорили, а я никак не мог сфокусировать свой взгляд на тёмной фигуре (крупные мурашки пробежали по моему телу, от одной мысли, что встречусь взглядом с… гостем).

Применим дыхательную практику: 12 ударов сердца – вдох, 12 ударов сердца – выдох. Сидеть и смотреть на огонь, наблюдая и фиксируя действия других: Олеся налила воды в стакан; стакан пошёл по кругу; стакан оказался в центре костра. Вода в стаканчике горела слабым голубым пламенем. Но! Сам стаканчик (одноразовый) из белого пластика – не плавился!!!

Осознание невредимого пластика, выбило сознание из физического тела и новым телом для мня стал голубоватый огонь над водой. Физически ощущая свою отчуждённость от реального мира, я испытывал сильное желание слиться с общим костром Жизни.

Ребята вели разговор о вегетарианстве; Миша поставил жертвенное блюдо на алтарь; Олеся, мнившая себя зайчиком, «прыгала» вокруг Игната; Игнат не хотел становиться «морковкой» для Олеси.

Маленький огонёк моего сознания тянулся к большому огню (хотелось оставить след в этой жизни, достичь значительных высот, а не гореть одинокой лучиной). «Я прочитавший так много книг» – билось в моей голове, когда всё моё естество стремилось к свету), – «потративший больше всех (из здесь присутствующих людей) сил на поиски тайного…»

***

Яркая вспышка «выбросила» меня назад в тело. Я сидел и моргал, просматривая всю свою жизнь: все повороты и перекрёстки. Когда зрение стало подчиняться воле, мне удалось заметить уплотнение воздуха над пламенем костра – овальную, вытянутую линзу-портал. В этой линзе появился худой старик, весь в белом, от макушки до кончиков сапог.

Слышались отдалённые голоса (кажется, Мишка говорил). В наступившей тишине мыслей мне удалось задать вопрос тому, кого я сейчас видел: – Жизнь вы нам ярко показали. А со смертью непонятно. Кастанеда говорит, что она слепа (попытался сдвинуть точку сборки – не вышло) к физической субстанции.

– Всё относительно, Теймураз. – старец опустил посох (коричневый из живого дерева, так как на нём, при движении старца, шевелились листья у его навершия, закрывая от моего взгляда рот старца). – Ты один заметил чудо, а твои друзья его проигнорировали (приняв чудо за горящий спирт), – старец опустил через границу линзы конец посоха в костёр, наткнул на него целый пластиковый стаканчик, поднял его в линзу.

– Ты видел свою прошлую жизнь, во всех возможных вариантах. В этом прошлом находилось как рождение (твоё и твоей сестры), так и смерть (твоей бабушки и тёти). В твоём будущем много рождений (твоих детей, детей твоих знакомых, друзей, родственников), много смертей, но тебя интересует только твоя смерть и твой выбор, который ты должен сделать сегодня. Я могу показать последствия твоего выбора. Или могу ответить односложно. Что ты выберешь?

Плечи сами дёрнулись, высказывая сомнение и неуверенность: – Вопрос не выбора, а справедливости. Мне всё равно прав я или нет. Главное, что ему (Игнату) всё достаётся легко, а мне приходится набивать шишки самому. И чтобы изменить сложившуюся для меня ситуацию, я должен выдернуть друга из его мира, погрязшего в розовом цвете, и пойти с ним рядом.

– Ты думаешь, что жертвуешь другом?

– Справедливость, – я сжал до боли в пальцах малу, – выше нет истины.

– Хорошо, – старец коснулся навершием посоха границы линзы-портала перед своим лицом (воздух в линзе стал терять свою прозрачность, наполнился, от низа к верху, белым дымом). – Я покажу тебе последствия твоего выбора и того, кому ты помог, и кого наказал.

***

В линзе появилось изображение: Тимур (Я!) видел всё своими глазами, свои руки (он их мог узнать «с закрытыми глазами», сколько смотрел на них перед сном, запоминая и представляя, закрыв глаза) с чьей-то одеждой. Мои ноги сделали шаг через порог двери, из душного предбанника в прохладу ночного двора.

– Тимур, – Семён Аркадьевич, раскрасневшийся, вытирал краем простыни пот со лба, – эти вещи закинь в багажник, и будь добр, захвати из холодильника банку тёмного для меня.

Тимур посмотрел на сидевшего рядом с Семён Аркадьичем Игната: «неужели мой покровитель?» – мелькнула мысль и пока Тимур шёл по двору (в линзе), сидящий у костра я думал: «Жаль, хороший мужик. Много не хапает и дела делает».

Потом Тимур подошёл к мультивену из губернаторского гаража, открыл заднюю дверь, положил в белый пластиковый пакет одежду, закрыл дверь. Пошёл к дому. «Дом прабабушки Игната» – узнал я. Через сени прошёл на кухню, достал из холодильника банку «Guinness», взял упаковку «Löwenbräu», закрыл холодильник. На кухню зашла дочь председателя (Маришка).