Короче, был бы человек, а за что мучить — найдут. В одном нам было легче, чем мужчинам в Перми, — среди нашей охраны садисты были исключением. Изо всех, кого я перевидала в нашей зоне и двух уголовных — могу с уверенностью назвать только четверых: нашу Подуст, а на «двойке «в ШИЗО Акимкину, Рыжову и заместителя начальника лагеря по режиму Учайкина. Три женщины и один мужчина. Кагебешников я не считаю — у всех у них есть эта жилка. Но речь сейчас идет только о сотрудниках лагеря. В пермские же лагеря и знаменитую Чистопольскую тюрьму надзирателей выбирали с применением психологического тестирования — и как раз садистов!
Когда Сендеров и Ковалев сидели в своем бесконечном ШИЗО, они имели удовольствие слушать из коридора телефонные разговоры. Дежурный ШИЗО от скуки звонил дежурному по больнице и рассказывал о своих подвигах. Он развлекался тем, что ловил крысу, отрубал ей самый кончик хвоста и поджигал обрубок. Немного погодя — отрубал еще кусочек — и снова поджигал. И так, пока хвост не кончался. Потом он обезумевшую крысу отпускал, напуствуя примерно так же, как принято у них провожать выходящих на свободу зэков:
— Иди и больше не попадайся!
За что и получил прозвище — «Красная крыса». Похожих случаев я знаю достаточно, но не хотела бы вызывать тошноту у читателя. По тем же причинам не стану далее протаскивать читателя по всем сплошь нашим ШИЗО: хватит с вас и первого года. Бесконечные повторы хоть и нарушают законы художественной литературы, являются, однако, правдой нашей зэковской жизни. Но вам, отсидевшим с нами один год, это уже ясно — пора мне проявить гуманность. Довольно и того, что нам самим некуда было деться, и все повторялось с тупой периодичностью. Последовательность эта была последовательностью машины, в ней не было ровно ничего человеческого. Все нормы людского бытия, в которых воспитан каждый еще до того, как начинает себя помнить, — расчетливо и продуманно попирались. Нормальному человеку свойственна чистоплотность? Так получайте соленую тюльку через кормушку ШИЗО прямо в руки! Тарелок-ножей вам не положено, даже листа бумаги не дадут. Обтирайте потом перемазанные рыбьими кишками ладони об себя — воды вам не дадут тоже! Зарабатывайте чесотку и грибок, живите в грязи, дышите запахами параши — тогда прочувствуете… Женщинам свойственна стыдливость? Так вас будут раздевать догола при обысках, а пока вы под следствием — выведут вас в баню, а туда «совершенно случайно» войдут гогочущие офицеры КГБ. А в лагере вам придется доказывать и врачу, и начальнику лагеря, и прокурору — сколько воды и ваты нужно женщине для самых интимных надобностей. И докажете, но после четырехмесячной войны. А уж сколько сальностей наслушаетесь тем временем! Нормального человека шокируют грубость и ложь? Так это предоставят в таком количестве, что вам придется напрягать все душевные силы и помнить: есть, есть другая реальность! Есть порядочные люди, и их большинство, есть целые страны, где черное называют черным, а белое — белым, и это не преследуется по закону. Но так далеко это все будет казаться, что лишь большим усилием воли вы сохраните прежнюю, нормальную систему нравственных ценностей.
И при этом вы ни в коем случае не должны будете позволять себе ненависти! Не потому, что ваши палачи ее не заслуживают. Но, допусти вы только это в себе, — ненависти в вас за годы лагеря накопится столько, что она вытеснит все остальное, разъест и исковеркает вашу душу. Вас не станет, ваша личность уничтожится, и на свободу выйдет истеричное, невменяемое, осатанелое существо. А если вы умрете в очередном застенке — это же существо предстанет перед Богом. Что им и требуется. Поэтому вы, глядя на очередной винтик этой машины — неважно, в красных он кантах или синих, постарайтесь думать, что вот у него, наверное, есть дети, и они могут вырасти совсем не такими, как он. Или найдете в нем что-то смешное — юмор убивает злость. Или пожалеете его с полным основанием: вот вам сейчас никак не позавидуешь, но ведь вы не хотели бы поменяться с ним местами? То-то и оно… Или, если уж совсем ничего в нем не найдете от человека — то вспомните, что тараканов из дому выводят без ненависти, разве только с брезгливостью. А они — вооруженные, сытые и наглые — всего лишь вредные насекомые в нашем большом доме, и рано или поздно — мы их выведем и заживем в чистоте. Ну не смешно ли им претендовать на наши бессмертные души?
Все это вместе в первый же год вырабатывает у вас так называемый «зэковский взгляд», который невозможно описать, но, раз его встретив, и забыть невозможно. Друзья на свободе, обнимая вас, ахнут:
— Какие у тебя стали глаза!
А из ваших палачей ни один этого взгляда не выдержит, все будут воротиться, как псы.
Глава тридцать пятая