Серый волк

Он поднялся по лесенке на печь на две ступеньки, осторожно приподнял драный плед, под которым спала мать, быстро обхватил одну из щиколоток рукой, второй рукой стал чесать ей ступню. Нога задрыгалась, послышался несильный визг, после чего над печкой, все еще вырывая ногу, показалась сама Любка, тряся нечёсаной бесформенной копной блеклых волос.

– Ах, паразит, дебил окаянный, отдай ногу!

Пытка продолжалась.

– Да проснулась я уже, прекрати!

Мужик вошел во вкус.

– Ах, ты сука!

Любка свободной ногой треснула ему в рожу, он откинулся назад, отпустив, наконец, ее ногу, и грохнулся с лесенки.

Ворчливо матерясь, она стала спускаться с лесенки. «Отчим», который уже успел вскочить на ноги, смачно шлепнул ее по заднице. Она не отреагировала.

Сергей смотрел на это молча, тая неприязнь в себе, никак не показывая, зная свое место, осознавая свою никчемность, которую мать ему внушила еще в детстве.

Она сунула ноги в драные шлепки, один из которых был зашит с помощью бечёвки. Прошлепала мимо Сергея, не взглянув, села за стол, взяла сигарету из пачки, и, чиркнув старинным огнивом, прикурила, щурясь на дым.

– Ну что, мы, наконец, получили явление Христа народу? – все-таки удостоила она его приветствием.

В детстве у него были какие-то совершенно иные ассоциации с этой фразой. Но в Москве он сходил на экскурсию в Третьяковку, где подробно рассказывали о картине. И теперь эта фраза звучала не так обидно. Даже совсем не обидно. А скорее как-то нелепо. Вряд ли его мать видела хотя бы репродукцию той картины.

Мужик уселся на второй табурет. Сергей остался стоять, так как сесть было некуда. Он прислонился к когда-то бывшей белой печке.

Мать тут же протянула вперед руку с сигаретой.

– Ну, куда ты прислоняешься, идиот несчастный?! Щас же весь рукав белый будет. Совсем отвык в городе что ли?

Сергей поспешно отошел от печки и отряхнул рукав, который действительно немного испачкался в мелу.

– Представляешь, по чердаку шарился, – то ли наябедничал, то ли просто поделился мужик с Любкой.

– Это зачем это? – она как-то испуганно посмотрела на сына.

– Ну, хотел посмотреть, в порядке ли этот гроб. Вы же еще спали, – начал оправдываться Сергей.

– Какой гроб? – мать еще сильнее испугалась.

Сергей сглотнул.

– А, ну да. Еще не проснулась, – мать тоскливо вздохнула. – Да, вот так. Живет человек, и нету.

– Все там будем, – подхватил новый «отчим».

«Ты в первую очередь», – Сергей мрачно посмотрел на него исподлобья.

– А ты его достал? – спросила мать.

– Н-нет. Не успел, – Сергей начал общипывать заусенцы у себя на пальцах.

– Ну, так достань. Надо отнести его. А то вон мечутся, ищут. Конечно, послать бы их, по-хорошему, надо. Тамарка-то эта сквалыгой той еще была. Я, надысь, у нее полтинник просила, так не дала. Но да ладно. Мертвых что уж попрекать. Зла не держу я.

По ее поджатым губам было видно, что держит.

– Хорошо, – послушно отозвался Сергей, как будто ему снова было десять, и сделал шаг к двери, потом обернулся.

Ему не жалко было денег на гроб для матери, но очень не хотелось задавать этот вопрос.

– А ты… – начал он, надеясь, что мать догадается о чем он.

Мать скучающе на него посмотрела.

– Ну, то есть, гроб я сейчас отнесу, потом как…

Мать вскипела мгновенно:

– Да что ты елозишь, как по мокрому? Чего хочешь сказать – говори.

– Нет, ничего.

Он вышел во двор, обошел дом и собрался уже забраться по лестнице, как позади послышались торопливые шаги «отчима».

Он лучезарно улыбнулся Сергею, показывая гнилые зубы.

– Ты это, Сереж, говорят, ведь юристом, да?

Сергей кивнул, вспоминая, сколько у него денег с собой.

– Не одолжишь? Помянуть ведь надо, а у меня голяк полный.

Сергей быстро достал из внутреннего кармана уже подсохшей куртки кожаный кошелек (подарок Юлии Яковлевны), вынул тысячерублевую купюру и отдал ее своему тезке.

Глаза того загорелись удивлением и восторгом.

– Не, ну столько-то зачем. И пары сотен бы хватило, – сказал он, торопливо убирая тысячу в карман брюк.

Уже через несколько секунду шаги его зашуршали с другой стороны от забора.

С гробом Сергею пришлось повозиться. Он был тяжелым и так долго стоял на одном месте, что почти прирос к полу. Он вспомнил, как в детстве играл, будто умер и ложился в гроб, закрывая крышку. Он мог лежать так часами, а иногда даже засыпал. В гробу было очень уютно. Иногда он представлял, что лежит в обнимку с мамой – спокойной, доброй, не пьяной. Правда, он не помнил, была ли она когда-нибудь такой.

Он нашел веревку, обвязал гроб поперек и вдоль, как торт. Второй конец веревки перекинул через центральную балку, выходившую наружу. Подергал – крепко. Да, однажды такое «крепко» его уже подвело. Он осторожно вытолкнул гроб из окна, крепко держа второй конец веревки, но не рассчитал, веревка выскользнула у него из рук, и тяжеленный ящик грохнулся оземь, уткнувшись острым концом в землю, успев перед падением чиркнуть по лестнице и повалить ее.

Сергей посмотрел на творение своих рук. Гроб с тянущейся от него веревкой, как поверженный воздушный змей, и лестница лежали на земле.

Как спрыгнуть с десятиметровой лестницы и не разбиться?