Серый волк. Бегство Адольфа Гитлера

Первая личная встреча между уполномоченными представителями Даллеса и Вольфа состоялась в Лугано 3 марта 1945 г. УСС представлял Пол Блум, шеф бернского отделения службы контрразведки X-2, от Вольфа прибыл штандартенфюрер СС Ойген Дольман. В качестве жеста доброй воли немецкая сторона выпустила на свободу двоих известных лидеров итальянских партизан – одним из них был Ферруччо Парри, в июне того же года ставший премьер-министром Италии. Пять дней спустя Даллес и Вольф встретились лично на конспиративной квартире в Цюрихе. С отбытием Кессельринга на Западный фронт 10 марта переговоры остановились, однако возобновились 19 марта, и в тот же день Вольф согласился разместить переодетого в немецкую униформу радиста УСС в своем штабе городе Больцано для организации более оперативной связи. Этим агентом был чех по кличке Малыш Уолли, бежавший из концлагеря Дахау. Что не менее важно, Вольф также предоставил список шедевров искусства, похищенных нацистами из Галереи Уффици во Флоренции, которые он был готов вернуть в полной сохранности в случае успеха переговоров о капитуляции.

О ходе этих деликатных переговоров Даллес постоянно сообщал в Вашингтон через генерала Донована и штаб УСС – но именно отсюда вся информация о его контактах быстро поступала в СССР. В Управлении работали сразу несколько советских разведчиков,[290] в том числе майор Дункан Чаплин Ли, офицер контрразведки и советник Донована по правовым вопросам, а также Гальперин, главный аналитик отдела УСС по Латинской Америке. Опасаясь сепаратного мира, Сталин направил Рузвельту и Черчиллю гневные телеграммы со следующим текстом:

У немцев имеется на Восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с Восточного фронта 15–20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на Западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столько же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным.[291]

И Черчилль, и Рузвельт с возмущением отвергли намеки советского лидера, однако дело было сделано. Всего за два дня до смерти Рузвельт, наконец, понял, какую опасность представляют Сталин и Советский Союз. В сущности, именно этот эпизод и стал началом холодной войны.

Сталин, в свою очередь, отказался подписать пакт о разделении Германии и Австрии, позволявший последней вновь стать независимым государством. После этого Объединенный комитет начальников штабов США[292] категорически запретил дальнейшие переговоры с Вольфом. Оперативная информация об этих контактах поступила и к Борману, и генерал Кальтенбруннер также потребовал их немедленного прекращения – ни он, ни Борман не желали подвергать риску исполнение своих планов.

Австриец Эрнст Кальтенбруннер[293] вошел в близкое окружение Гитлера после июльского покушения на фюрера, когда по долгу службы как начальник Главного управления имперской безопасности руководил расследованием, в результате которого заговорщики были казнены, а члены их семей брошены в тюрьму. Страшная кара, которую назначил обвиняемым этот высокий, мертвенно-бледный человек с изуродованным шрамами лицом, помогла ему завоевать расположение фюрера. В декабре 1944 г. ему было присвоено параллельное звание генерала ваффен-СС (что наделяло его не только полицейской, но и военной властью) и вручен почетный Золотой знак члена партии. 18 апреля 1945 г. он был назначен командующим немецкими войсками в Южной Германии.

Помощник Кальтенбруннера, бывший офицер разведки СД майор Вильгельм Хёттль ранее уже передал Аллену Даллесу информацию относительно создания «Цитадели нации» (см. главу 10). В феврале 1945 г. он возобновил контакты с УСС через своего австрийского друга Фридриха Вестена, циничного дельца, нажившего состояние на экспроприации собственности евреев и использовании рабского труда. Оба хотели снискать расположение американцев,[294] однако не хотели делать это ценой испорченных отношений с Кальтенбруннером и Борманом, поэтому передаваемые ими данные становились все более темными и недостоверными.