Сержант без промаха

— Минутку. Я гранатки принесу. — С этими словами боец побежал к окну. А Федор начал стрелять в открытую дверь через коридор. Тут Федор заметил, что над ним летят две гранаты. Одна из них полетела в глубь комнаты, другая, ударившись в верхнюю колоду, упала перед ним на пол. Он ее рукой отшвырнул в середину коридора. Два снопа огня, два взрыва спереди и сзади заставили его замереть на мгновение. Федор встрепенулся, повел плечами и, почувствовав, что не ранен, стал отстреливаться. Вскоре до него донесся крик с лестницы: "За мной, вперед!" Стрельба, еще усилилась. "Это к нам", подумал Федор и вскочил, собираясь прыгнуть в противоположную комнату. Но перед ним выросла чья-то фигура и замахнулась прикладом автомата. Федор подставил автомат и тут же увидел, что это наш боец. Тот, видимо, тоже понял, кто перед ним, успел отвести удар и, шевеля губами, проскочил мимо.

Федор устремился в противоположную комнату. У двери перед ним промелькнул приклад автомата. Увернувшись от удара, он увидел фашиста, который, выронив автомат, пытался вытащить кинжал. "Раненый что ли?" промелькнуло у Федора, но успел нажать на крючок. Повернувшись, чуть не угодил в дыру от взрывов и огня. Затем вышел в коридор, где его и застало внезапно наступившее затишье. Шум боя с улицы не доходил до его слуха. Ничего не понимая, Федор молча постоял, пока не вошли в коридор двое наших солдат, кричавших время от времени: "Осторожно, свои!", "Это мы!"

Когда собрались, их оказалось человек 20. От отделения Федора, кроме него, явился лишь один.

— Товарищ боец, давай поищем своих, — предложил Федор бойцу.

— Давай, — отозвался тот.

Боец с небритой рыжей бородкой и Федор обошли все комнаты, лестничные площадки. Нашли трупы шестерых, а седьмой так и не сыскался. Они вошли в другую половину этажа. В комнате справа его тоже не оказалось.

— Эй, смотри, вон дверь, — указал боец. Дверь была не то жестяная, не то фанерная с черной краской. Федор, держа автомат наготове, левой рукой дернул за ручку. Тут-то Федор от неожиданности окаменел: перед ним стояло более десятка фашистов с автоматами наперевес. Ближний из них — детина огромного роста — держал винтовку со штыком. Ни Федор, ни те — никто не шелохнулся. Трудно представить, что произошло бы в следующее мгновение, но тут сзади резко застрочил автомат. Федор тоже нажал на крючок и дал длинную очередь.

— Фу-у-у… — с шумом выдохнул Федор и, обернувшись, с силой обнял бойца с рыжей бородкой. — Спасибо, друг. Спасибо… — Затем, успокоившись немного, вытер пот со лба и выразил удивление: — Посмотри-ка, нашли где прятаться. Что же это за комнатка?

— Не комната это, а гардероб. Тьфу, вонь-то какая… Пошли отсюда.

— Ну, спас же ты меня. — Уже в коридоре Федор поблагодарил еще раз.

— Да ладно, — тот махнул рукой. — А если бы тебя не было, я бы остался жив? Ты лучше на карман по смотри. Так без документов останешься.

Оказывается левый карман распоролся и из него торчит красноармейская книжка.

— Ну… А где у меня партийный билет, где блокнот?

— Блокнот-то еще ладно, вот билет — дело серьезное…

— Не говори так — мне оба нужны. Блокнот остался от друга. Пойдем поищем?

Пришлось опять пройти по этажу. В комнате, где Федора ударил фашист, они нашли блокнот, почти весь обгоревший.

— Дай-ка. Что это? Стихи? Точно. Две строчки остались… — Боец повернул уцелевший кусочек к свету и начал читать:

Знай — никто его не убьет, Если ты его не убьешь!

— Это же Симонова стихи! А билет где? А-га, вон он!

— Где?

Боец пальцем показал наверх.

Партийный билет осколком так и влепило в стену. Его, осторожно выковырнув, вместе с остатками листков блокнота, бережно вложили в красноармейский билет Федора.

— Комиссару сдашь? — спросил боец, когда они спускались по лестнице.

— Ему, конечно, — согласился Федор и тут же изменившимся голосом добавил. — Хохлов был прав. Фашисты того и стоят; чтобы их уничтожали. Все беды от них.

ЗА ТОТ ЖЕ РЖЕВ

Воевать с фашистами всегда тяжело. Но ни раньше, ни позже Охлопкову не приходилось бывать в таком огненном жаре, как в августе 1942 года.

Такое впечатление осталось не только у Охлопкова. Известный советский писатель Илья Эренбург, побыпавший на всех фронтах Великой Отечественной войны как военный корреспондент, на вопрос, что больше всего запомнилось ему из четырех лет войны, ответил: "Ржев. Люди говорили мясорубка", газеты писали о "боевой выручке", а чтобы выразить это на человеческом языке, нет слов" 7.

Другой писатель, Борис Полевой отмечал, что проехав десятки километров на машине по местам ржевских сражений, только раз увидел один, чудом уцелевший, скворечник. И об августовских днях 1942 года под Ржевом мы будем вести рассказ только на основании документов.8