Сон-то странный какой… Когда его мать рожала Федора — младшего, он, находясь в другом доме, услышал во сне четкий человеческий голос: "Родился мальчик с саблей на правом предплечье". Сегодня, под утро увидел во сне брата, изгоняющего саблей черную рать, которая пыталась колдовской пеленой затмить солнце. Что с ним? Неужто дурная весть придет? Ох-ох, как долго и тяжело идет война!..
Павел Баланов, молодой парень, уходя в армию, не уставал повторять: месяца через два вернемся с победой, к нашему приезду самовар не забудьте поставить.
Куда там. Полтора года с лишком идет эта война. Все же счастливый этот Павел: раненого и умирающего так далеко везли, прямо до родного дома. Он, Павел, единственный из ста с лишним человек, отправленных на войну из их села, получил медаль.
Федор Старший, наконец, встал и, накинув на плечи старую, видавшую виды доху из оленьей шкуры вышел во двор. Ну и мороз… В голодный год будто понарошку лютует. Старик обернулся в сторону поселка, стоящего на северном холме аласа. До рассвета еще далеко, но ему кажется, что новенький дощатый памятник белеет на склоне холма… Это памятник Павлу. Как взбудоражили, когда хоронили, вопли матери, жены… Бабы, старухи, до того получившие похоронки на своих, рыдали хором. Жутко было. Будто каждая хоронила своего. А лик покойного, вынесенного на мороз, покрылся инеем, и оттого казался туманно-белесым. Реденькие, жиденькие пушинки, оставшиеся от былой кучерявой шевелюры, и бабьи стенания выдавили слезы и у стариков. "Павлуша, родное мое дитя, неужто это ты? Съели, обезобразили как!" стенала мать Павла Евдокия. Старик, не выдержав воплей, стенаний, как только опустили гроб в могилу, откололся от толпы и быстро зашагал домой. Вон как обернулось: Павел-то торопился вернуться к детям, матери, жене, а они — престарелая мать, братишка Павлик, сестренка Дуняша, больные туберкулезом, маленькая дочь — остались без кормильца.
Когда дошел до середины аласа, в декабрьском морозном воздухе раздался залп из охотничьих ружей. Не ожидавший ничего подобного он вздрогнул: почудилось, что раскат оружейного залпа чествования покойного солдата донесся прямо-таки от фронта до его села, затерянного в таежной глуши… И сам поразился тому, какой уязвимой стала его душа. А дома дожидалось письмо от брата.
К брату Федор Старший относился скорее как к сыну и оберегал его от всего по своему разумению. Так, до войны, когда интересовались братом, чтобы взять в активисты, без обиняков говорил, что он легковерный, никчемный для серьезного дела человек. Ведь несправедливостей по отношению к людям при новой власти не то, что убавилось, скорее, еще больше прибавилось. Чуть чего, окрестят "врагом народа". Это потом не может не обернуться неприятностями. Почти каждый год объявлялось очередное "доброе дело" для утверждения нового облика жизни, но оно или не доводилось до конца, или забывалось так же быстро, как начиналось. Если бы он пошел в активисты, то в наслеге стало бы одним болтуном больше и все.
Старик взялся было за ручку двери, но вернулся к амбару. Из деревянного ящика наощупь нашел и вынул миску с овсяной мукой. "Сегодня кашу надо варить, а то совсем сил не останется", — подумал он и пошел в дом. Затопив печь и поставив кастрюлю с водой на плиту, разбудил невестку жену Федора Младшего:
— Анна, вставай, корову доить пора.
Сам пошел в переднюю часть избы, достал с жердей поставленные на сушку полозья и долотом стал долбить отверстия для копылей.
"Странный сон. Что стряслось с ним? Говорят, человек нутром угадывать может…" — Старик ударил мимо долота, но успел вскинуть молоток вверх. Скоро выдолбил три отверстия на двух полозьях, вставил готовые копыли с вязками из тальника. Вбил вязки в полозья. Готовые сани вынес из избы и поставил у амбара под навесом. "Похоронки ведь нет… А мука-то какая!" подумал он, садясь за стол.
— От каши оставила старшему?
Старик так солидно называет первенца, оставшегося от брата. «Старшего» тоже зовут Федором. У «Старшего» есть братишка, нареченный по имени дяди Иваном.
В этом доме все радости исходят от этих двух маленьких существ. Мать Анна, сестра Саша, развозившая почту на лошади, все свободное время отдавали им. На Феденьку, если даже будет мешать, старик не прикрикнет, разве иногда скажет "отведите отсюда мальчонку". Ведь если отец не вернется, и если он, старик, умрет, то он останется за старшего.
Федор Старший сегодня, как обычно, идет в колхоз возить сено. Уже облачившись в одежу, он нагнулся над детскими кроватками, где спали малыши: старший, раскинув руки, дышал тем размеренным ритмом, каким отличаются все здоровяки, а младший чмокал соской. Старик при виде спящих милых малышей растрогался, крякнул, затем привычным жестом зажал о бок рукавицы и, довольный, быстро зашагал к выходу.
Дом, где размещается правление колхоза имени Крупской. У входа справа худой молодой человек щелкает на счетах. Перед ним сидит горбатый старик с воспаленными от трахомы глазами. Старую заячью шапку, потрепанные рукавицы из ровдуги держит на коленях.