Сержант без промаха

Дальше случилось такое, что Федор даже не успел сообразить, что к чему. Как заорет из окопа фашист, тут же началась бешеная стрельба сначала недружная, наобум, потом, как взвились ракеты, прицельная. Федор, давая возможность уйти своим, с обрыва открыл ответный огонь из автомата. Скоро сам, скрываясь за старым мостом, стал отходить. На другом берегу никого не застал. Когда дошел до условленного места, сидел Сухов. "Группа захвата прошла, вот", — и он сунул Федору ветвь сосны — знак, что здесь ребята уже были. Неизвестно было, что стало с их ребятами. В надежде набрести на них, шли, петляя каждые триста-четыреста шагов. Под утро в сумерках наткнулись не на своих, а на двух фашистов, видимо, тоже сбившихся с пути. Когда пришли в разведроту, приведя пленного, ребята, к счастью, уже спали на чьей-то плащ-палатке. Командир допросил через переводчика фашиста и махнул рукой, дав понять, что не того привели. Он же сделал замечание: "Кто же потерялся, они или вы сами? В следующий раз за такое дело наказания вам не миновать!"

Эту строгость Охлопков воспринял без обиды. Он был рад тому, что два молодых разведчика вернулись целыми и невредимыми. Сухов, впервые побывавший в разведке, с удовольствием рассказывал ребятам, как в лесу из двух фрицев одного «успокоили» прикладом, а другого взяли "на испуг" и забрали с собой.

На самом деле было не совсем так… Охлопков шел впереди в шагах пяти-шести, вдруг отскочил в сторону и нырнул под крону большой сосны. Сухов в то же мгновение заметил, что к ним навстречу идут самые что ни есть настоящие фашисты: в касках, с автоматами наперевес. "Зачем прятаться? Надо бы открыть огонь!" — с этой мыслью Сухов последовал примеру Охлопкова. Тут же услышал резкий удар с необычным треском. Удара самого не видел, а увидел, как упал фашист и как в следующий миг Охлопков приставил ствол автомата ко второму фашисту с криком "Хэндэ хох!"

— Где ты? А ну, сними автомат!

Пока Сухов снимал автомат с фашиста, его напарник начал приходить в сознание.

— Кончай его! Не давай орать! Быстрей! Ну, чему те бя учили?! Ну!

Об этом Сухов не стал рассказывать ребятам. И не только из-за того, что те могли его обсмеять, просто не хотел вспоминать подробностей той скоротечной схватки в лесу. В тот вечер Сухов долго не мог заснуть и во сне видел, как Охлопков сам одним ударом кинжала между шеей и ключицей прикончил пытавшегося встать фашиста, отодвинув несправившегося Сухова. Он раньше никогда не видел, чтоб так близко от него кончали человека.

Его поразила быстрота и ловкость содеянного в лесу. А к Охлопкову стал испытывать двоякое чувство: уважал и побаивался одновременно. Этот самый обыкновенный, низкорослый, на вид щуплый, загорелый до черноты человек в бою преображался, становился внушительным или, как говорил Сухов, от него веяло неукротимой силой.

Как песчаная дорога повернула налево, долгожданная речка Гобза показалась вся сразу, будто кто невидимый распахнул занавес. Видя тихую гладь речки, протекавшей темной полоской меж пологих песков, люди и лошади устремились к ней напиться. Кто-то сунул в руку Федору уздцы и он побежал рядом с рвущейся к воде лошадью. Тут послышались крики: "Немцы! Немцы!" и кое-кто стал отстреливаться. "Засада! Не видите?!" — пролетел мимо и такой крик. За речкой немцы расположились вдоль невысокого зеленого берега.

От фашистов можно ожидать чего угодно. Все же не будут устраивать засаду вот так, на самой середине поймы. Скоро стало ясно, что немцы тоже шли на переправу. Попытались было прорваться на двух танках, но это им не удалось. И тогда устремились на запад.

Наши преследовать не стали, только несколько усилили огонь, чтобы те побыстрее убрались. Между тем все живое неудержимо тянулось к реке. Слышны были одиночные выстрелы. На середине речки ярким пламенем горел только что подбитый танк. В нем что-то грохнуло, потом второй, третий раз. И от сильного взрыва отлетела башня, объятая красно-черным огнем. Раздалось еще два-три взрыва, вода так бурлила и исходила паром, будто стала гореть сама. Эти взрывы на несколько минут остановили лишь тех, кто находился вблизи от него.

Начавшаяся сутолока продолжалась часа полтора. Едва успев напиться, смахнув с лица пот и грязь, Федор все это время помогал артиллеристам. Возня с лошадьми и проваливающимися почти на каждом шагу пушками поглотила его так, что он ничего вокруг и не видел.

Зато, когда двинулись, наконец, в путь по той самой дороге, по которой только что ушли немцы, Федор неожиданно для себя заметил на телеге раненого в живот человека, одетого в телогрейку. Живот перетянул ему ремнем, но все же кишки виднелись из-под полы. А раненый сидел, ухмылялся и даже шуточки отпускал:

— Вишь, чемодан распоролся. Взрыв слыхал? Так это мой животик лопнул! Да, да!