Сержант Каро

Ребята молчат. Да, мы люди, мы не фашисты. И генерал идет — голова втянута в плечи, глаза прикрыты козырьком фуражки.

* * *

Ребята всполошились, забегали взад-вперед: за три недели, пока мы были в окружении, накопилось много почты, и сейчас к нам пришли почтальоны.

На фронте это такая огромная радость — обыкновенное письмо, посланное тебе близким человеком. Письмо — это заочная встреча солдата с дорогими ему людьми. Письмо — это писаный негатив любви, верности, нежности, радости, слез, сквозь строки которого в душе солдата, как на фотопленке, проступают чистые и незабвенные лики его родных и друзей.

Солдаты выхватывают у почтальона свои письма. Судьбы у этих писем разные: одни уже нашли своих адресатов, другие еще ищут, ищут и не находят… так и не находят.

Я читаю письмо, написанное мне матерью, и сквозь старательно выведенные слова вижу ее лицо.

— «Здравствуй, сын мой…» — доносится до меня голос моей матери.

— Здравствуй, мама.

— «Скажи, как ты, сын мой?»

— Ничего, жив-здоров, мама.

— «Будь осторожен, на войне недолго и до беды, сын мой. Береги себя ради меня».

— Ты не беспокойся обо мне, мама. Береги и ты себя — ради сына, — отвечаю я матери.

— «Каждую ночь вижу тебя во сне, сын мой. Вижу как наяву. Живу твоими весточками, думаю о тебе беспрестанно».

— Я вернусь. Верь, я вернусь, мама.

— «Да услышит бог твои слова…»

— Мне довольно, что их услышишь ты.

— «Пообещала я богородице барашка зарезать — в дар ей принести, когда домой возвратишься. Барашек тебя дожидается…»

— Лучше мы из него шашлык приготовим и сами своим шашлыком угостимся, — смеюсь я в ответ.

— «Да, вспомнила я, сынок, — дочь наших соседей, Сусан, поклон тебе посылает, хорошей девушкой стала Сусан», — как бы между прочим говорит мать.

— Передай ей привет, мама, да скажи, что хорошей девушке желаю хорошей невесткой стать… — как бы между прочим отвечаю я матери.

— «Чьей невесткой стать?» — встревоженно спрашивает она.

— Если хочешь — твоей, — говорю я прямо.

— «Благословляю вас, сын мой!» — радостно откликается мать.

— Аминь! — восклицаю я в шутку.

— «Сыночек мой, в конце хочу сказать, чтобы ты людей не убивал. Жалко их, они ведь тоже дети своих матерей… Не убивай, проклятье матери — что божья кара».

— Людей убивать не буду, мама, но убийц — буду, и за это мне только спасибо скажут.

— «Дитя мое, не простудись вдруг, не заболей…»

— Дорогая моя, на фронте не простужаются и не заболевают. На фронте или получают ранения, или… случается, конечно, что и гибнут.

— «Целую тебя, сынок, до свидания».

— До свидания, мама.

Письмо уже прочитано, но в моем сердце и в моих ушах еще звучит и переливается сладкий и ласковый голос матери, и я еще ощущаю прикосновение ее трепетных рук.

— Здравствуй, земляк, — будто откуда-то издалека доносится до меня надтреснутый басок. Я приподнимаю голову. Передо мной стоит сержант Каро, бледный, с искаженным мукой лицом.

— Здравствуй, Каро-джан, что это с тобой? — вскакиваю я с места.

Он молча протягивает мне письмо. Я пробегаю его глазами и, не дойдя до середины, начинаю читать снова.