Сержант милиции

Жена Петухова, толстая, лет пятидесяти женщина с тройным подбородком, не отнимая от глаз передника, как над покойником, причитала почти над каждой вещью. И хотя никто у нее об этом не спрашивал, она рассказывала историю приобретения каждого костюма, каждого отреза: когда купили, сколько заплатили, какой сын прислал, когда побита молью.

Калистратыч к обыску относился с особой торжественностью. Он никак не хотел показать своего любопытства и удивления перед дорогими вещами, которые принимал от Захарова и рассматривал с видом знатока, коему не впервые приходится быть при обыске.

Протокол и опись вещей вел Ланцов. Санькин и Северцев помогали доставать чемоданы, выдвигать ящики, укладывать добро обратно.

Когда Захаров попросил у хозяина ключ от платяного шкафа, на котором стоял трельяж, хозяйка чуть было не заголосила. Ее сдержал Петухов:

— Чего ты ревешь? Ведь никто у тебя ничего не отнимает. Мало ли что иногда на людей наговаривают. Проверят, не найдут, чего ищут, извинятся… и вся тут небыла.

В платяном шкафу находилось несколько шерстяных отрезов на мужские и дамские костюмы, три отреза драпа, отрезы шелка, бархата, два мужских костюма, мужская и дамская модельная обувь, рулон тюля… Тут даже у Екатерины Сергеевны, которая никогда не считала себя тряпичницей, и то загорелись глаза.

«Тюль, — подумал Санькин и почувствовал, как где-то под ложечкой у него засосало. — И какой!» О шторах из такого тюля, вот именно из такого дорогого и красивого, мечтала его жена.

Ключа от маленького, с побитыми углами фибрового чемоданчика у хозяйки не оказалось.

— Где же он? — спросил Захаров, определяя в руках вес чемодана.

— У хозяина. Гостит у нас. Из Новосибирска, — разъяснил Петухов. — Он не надолго. Завтра должен уехать.

— Хоть и чужой, а нужно открыть, — сказал Захаров и попросил Петухова принести небольшой гвоздь.

— Если это так нужно, то можно попробовать и гвоздем.

Через минуту Петухов принес из сеней маленький ящичек, в котором хранились всевозможные гвозди, от сапожных до восьмидюймовых.

— Кем вам приходится этот гость? — спросил Захаров, пробуя гвоздем запор чемодана.

— Знакомый, еще с эвакуации. Наш институт, где я работал до войны, был эвакуирован в Новосибирск. Вот там мы и познакомились. Пришлось больше года жить в одной квартире. Хороший человек, душевный, много добра нам сделал. Ну, и мы добро помним: встречаем.

«Новосибирск, Новосибирск…» — что-то в последние дни Захаров слышал о Новосибирске. Слышал, но… Решив, что сейчас не время ломать голову над посторонними делами, он поднес чемодан к окну и стал рассматривать запор, который никак не поддавался гвоздю. Замок оказался сложным, сделанным по заказу.

На дворе, гремя цепью, громко залаяла собака, которую кто-то успел привязать к конуре. Захаров посмотрел в окно и вначале ничего не понял. По двору шли Григорьев, Бирюков, незнакомый мужчина в золотом пенсне и женщина в широкополой соломенной шляпе.

«А, Иткина! Гражданка из Новосибирска. Ограбление банка. Задание Бирюкову… — в какую-то долю секунды, точно укол, промелькнула в голове Захарова мысль, и он ясно вспомнил разговор Григорьева с Бирюковым. — Какой разиня! Я даже не спросил у Петухова фамилию его гостя. Забыл то, что нельзя забывать следователю».

Неожиданное появление новых людей озадачило Петухова. Он растерялся еще больше.

— Не ломайте замок. На это есть ключ. — Григорьев подал Захарову маленький резной ключик.

— Разрешите я, вы не откроете, — предложил свои услуги мужчина в пенсне.

Григорьев строго взглянул на Захарова, что означало: «Смотри, не сделай глупости».

— Ничего, я сам.

Чемодан был открыт без особого труда.

Сверху во всю длину и ширину, чемодана лежало вафельное полотенце, под ним полосатая шелковая пижама, две чистые простыни, пара нательного белья, носки, две верхние мужские сорочки и галстук. Под сорочками, опять во всю ширину и длину чемодана, было мохнатое банное полотенце.

Едва Захаров дотронулся до полотенца, мужчина в пенсне отвернулся. На лбу его выступили мелкие капли пота. На дне чемодана лежал пистолет. Рядом с ним пачка контрольных талонов от аккредитивов.

— Ого! — протянул Григорьев, рассматривая пистолет. — Совсем новенький. Пристрелян?

— Да, — резко ответил мужчина в пенсне. Всем своим видом он теперь говорил: «Кончайте быстрей. Уж все решено…»

Григорьев взглянул на Петухова.

— Вы хозяин дома?

— Я. — В голосе Петухова прозвучала тревожная радость: «Кажется, туча проходит стороной».

Григорьев приказал Ланцову составить протокол изъятия оружия, ценных бумаг и личных вещей. Оставив Иткиных под охраной Бирюкова, он вместе с Захаровым принялся за обыск. Осмотрели чулан, сарай, чердак, погреб. Не обнаружив ничего, что могло бы пролить новый свет на дело по ограблению Северцева, и убедившись, что Захаров ведет себя уверенно и твердо, Григорьев уехал в Москву. Перед отъездом он отдал приказание вести наблюдение за домом Петуховых до особого распоряжения.

Вместе с Григорьевым в Москву уехали Бирюков и супруги Иткины.

После отъезда майора Захаров взял у отца и дочери Петуховых подписку о невыезде.