Сержант в снегах

— Войти в один из домов, похожий на наши, раздеться, снять ботинки, подсумок, стянуть одеяло с головы, помыться, а потом надеть чистую льняную рубаху, выпить чашку кофе с молоком и завалиться на кровать — настоящую, с матрасами и простынями, — уснуть и спать, спать, спать. Притом кровать должна быть большущей, а комната теплой. А проснувшись, услышать звон колоколов и сесть за стол, полный всякой снеди: спагетти, вино, вишни, финики, виноград, — и снова лечь спать и заснуть под чудесную музыку.

Ченчи смеется, Антонелли смеется, все мои товарищи смеются.

— И все-таки, если вернусь, так и будет, — говорит Ченчи. — А потом проведу месяц на берегу моря, буду лежать голый на песке, один под палящим солнцем.

А пока мы шагаем, и Ченчи видит синее море, а я — настоящую кровать. Но Мошиони — человек серьезный и самый рассудительный из нас — твердо ступает по дороге и видит степь, альпийских стрелков, снег, Внизу забрезжил огонек. Это не голубое море и не настоящая кровать, а лишь деревня.

Но огонек этот словно из волшебной сказки. Он даже еще недостижимее для нас, чем сказочный. Никак до него не добраться. Но вот она, деревня. Маленькая, и места для всех тут не хватит. Мы добрались одни из первых, но все избы уже заняты. Придется, видно, провести остаток ночи на улице. Капитан, Ченчи, Мошиони и половина сильно поредевшей роты отправились искать жилье. Я остался со своим взводом.

Утром капитан сказал мне, что посылал за нами связного — у них в избах было место для всех. Но к нам никакой связной в ту ночь не приходил. Несколько моих товарищей устроились возле сарая, обложившись со всех сторон соломой. Другие разбрелись кто куда, а мы с Бодеем остались одни и развели костер. Вдруг поблизости послышалось блеяние, Бодей вскочил, отыскал заблеявшую овцу и заколол ее прямо возле костра. Я помог ее освежевать, и мы принялись обжаривать на сильном огне каждому по кострецу. Горячее, кровоточащее мясо было невероятно вкусным. Еще мы обжарили сердце, печень и почки, насадив их на острия штыков. Овечье мясо поджаривалось на огне, и от него исходил приятный и дымный запах. Потом мы долго ели филейную часть, а доев, принялись за шею и передние ноги. К нам подошли, видно привлеченные запахом, двое итальянских солдат и один немецкий; они доели овцу, вернее, обглодали кости, которые мы с Бодеем оставили. Все трое были без оружия, и вместо ботинок на ногах у них были обмотки и солома, прикрученные проволокой. Мы потеснились и дали им место у костра. Они молча сидели у огня, к неудовольствию Бодея, ни разу не поднялись, чтобы поискать дров. Даже от дыма не отворачивались.

Мне очень хотелось спать. Наконец я заснул, но тут занялся рассвет, и немного спустя меня разбудил шум, который всегда предшествует выступлению колонны в путь. Я собрал солдат своего взвода. Мы покинули деревню, но колонна не пошла дальше, а вернулась на прежнюю дорогу. Что случилось? Внизу, на правой стороне мы увидели довольно большую деревню. Нам сказали, что там русские и нужно проложить дорогу тем, кто идет вслед за нами.

— «Вестоне», вперед! — кричат офицеры в голове колонны и пропускают нас.

Теперь они готовы и рады пропустить нас вперед. Нам указывают направление атаки, и мы выполняем приказ. Взводы Ченчи и Мошиони на правом фланге, я со своим взводом и станковым пулеметом — в центре, за нами идут в атаку остальные роты батальона и, наконец, немцы. Кое-где слышны выстрелы, но сильного огня русские не ведут. Майор Бракки не отстает от нас и время от времени отдает короткие приказы. Видим, как отступают группы русских солдат. Настоящий бой так и не разгорелся. Наш станковый не сделал ни единого выстрела. Мы с холма видим все, что происходит. Добравшись до первых изб, мы начинаем обходить деревню с Фланга. Встречаем стайку тревожно гогочущих гусей.

Ловим нескольких и сворачиваем им шеи. Взваливаем эту приятную ношу на плечо и несем, крепко держа за бессильно болтающиеся головы. На главной улице селе кто-то кричит: «Сбор!» Атака закончилась.