Сэсэг(СИ)

- На летней кухне еще посмотри кастрюлю с чаем, утром мать сварила! - в догонку ему прокричала Сэсэг.

Умытый, голый по пояс Жаргал достал из холодильника поднос с буузами, расставил их на специальных решетках. Его лицо, шея и кисти рук казались почти черными от загара, а остальная часть тела, закрытая обычно рубашкой, цвета крепкого черного чая с молоком. Когда он стоял в полутемном закутке возле плиты, то казалось, там орудует безголовое тело, у которого вдобавок нет и кистей рук. Вода уже закипела, и он поставил на пар приготовленные решетки. Определив на соседнюю конфорку разогреваться кастрюлю с чаем, Жаргал начал выбирать лекарства, которые надо было дать Сэсэг.

- Что на работе? - спросила Сэсэг, поглаживая по руке сына. Сереженька сидел рядом и по обыкновению болтал ножками.

- Хорошо все. Работы навалом, только успевай делать. После обеда поеду вот копать котлован Бадмаевым, они большой гараж строят с подвалом. Сторговался за двух овец им сделать, придется ночью работать, много дел колхозных еще надо сегодня закончить.

- Бадмаевы хорошая семья, большая дружная, у них Аюна очень красивая. - Сэсэг посмотрела на Жаргала. - Ты же знаешь ее?

- Знаю, ага, - кивнул Жаргал и подал ей две таблетки и воду в кружке с отбитой ручкой. - Красивая деваха.

- Вот и женишься, за ней большую отару дадут.

- Я-то женюсь, Аюнка мне нравится, а вот как вы жить без меня станете? Отец может завтра помрет, совсем худой стал.

- Нормально будем. Ты же все равно здесь останешься, помогать нам будешь. Сереженька подрастет. Цырен с Амгаланом тоже года через три женятся. В армии отслужат и женятся. А мы с матерью и Сереженькой хорошо жить будем. Правда, Сереженька? - Сэсэг притянула сынишку к себе и обняла.

- Это ты правильно сделала, что ребенка тогда оставила, вон какой мужчина растет. - Сереженька при этих словах выпрямился и гордо посмотрел на маму. - Так, Серега, иди есть, и маму твою мы сейчас накормим.

Отнеся тарелку Сэсэг, Жаргал сам принялся за еду. Сереженька сидел перед своей тарелкой и ждал, когда еда остынет. Жаргал ел быстро, с аппетитом облизывая пальцы правой руки, которой брал буузы. Закипела кастрюля с зеленым чаем. Года три тому назад такой чай продавался в больших прессованных плитках размером примерно 20 на 40 сантиметров в любом магазине, сейчас Жаргал доставал его по большому блату через директора продовольственной базы, с которым имел недавние, но уже крепкие деловые связи. Мать варила его, как, наверное, и их предки тысячу лет до того, с молоком, с солью и топленым маслом. Это был настоящий чай степняков.

Вытерев руки о брюки, Жаргал встал.

- Жаргал, повесь, пожалуйста, занавеску на дверь, мухи и слепни замучили, - попросила Сэсэг.

- Ладно, тебе утку поменять?

- Нет, нет, мама придет и все сделает. Этого не надо. Сынок, возьми мою тарелку и дай мокрое полотенце, я руки вытру.

Жаргал повесил занавеску, пожелал сестре и племяннику не скучать и вышел во двор. Он легко запрыгнул в кабину своего нового бортового грузовика и, газуя, задним ходом выскочил в распахнутые ворота. Проводив дядю, Сереженька достал из холодильника леденец и подошел к маме.

- Можно? - спросил Сереженька, уже разворачивая петушок и прикидывая, на сколько его хватит.

- Ешь, сынок. Иди на улицу, к бабушке сходи на работу, проведай ее.

- Нет, я с тобой буду сидеть. Ты болеешь, тебе ходить нельзя, а я буду тебе помогать, все приносить. Я тебя защищать стану, если волки нападут или плохие дядьки - я же мужчина - и Сереженька показал ей палку, стоящую между стулом и ее кроватью. Он принес ее с улицы, где играл с соседскими мальчишками.

- Кто тебе про плохих дядек рассказал, сынок?

- Никто, я слышал, как бабушка дедушке говорила, что тебя плохие дядьки обидели, потому и я родился.

- Они обидели, а потом прощения попросили, потому что ты у меня родился, мой защитник, и теперь меня никто не посмеет обидеть, - Сэсэг притянула к себе Сереженьку, обняла крепко и поцеловала. - Не думай больше об этом, сходи к бабушке.

- Нет, я лучше с пацанами пойду в войнушку играть.

- Иди, иди, сынок.

Мальчик тут же выскочил на улицу. Еще не успели обратно усесться на занавеске вспугнутые выбежавшим Сереженькой мухи, а с улицы уже послышались его радостные крики.