Сэсэг(СИ)

Все эти мысли пришли ей не сразу и не вдруг, а были результатом цепочки трагических событий, ужасных, но, к сожалению, совершенно, как бы сказать, обыденных. Толчок ко всему этому дала первая трагедия с Сэсэг, ускорила - вторая. Человек ожесточается и приходит к крайним взглядам не просто так, а обычно под давлением обстоятельств, которые выталкивают его из привычной обстановки, среды обитания, бросая в него комья грязи, дерьма, уродуя или отбирая самое ценное. Еще одно непременное условие для того, чтобы человек ожесточился: в нем должна быть достаточно большая доля зла, которая, расплескиваясь от ударов судьбы, разливается по душе, отравляя его изнутри. И только сильные люди могут противостоять этому, борясь со злом внутри себя, побежать его, загонять в самый дальний угол. Любая борьба требует сил и времени, а такая -  прежде всего, понимания, что ты душевно нездоров.

Если бы не было всего того горя, которое выпало на долю ее дочки и всей их семьи, не так бы отозвались в ее душе и сердце все эти перемены в стране. Скорее всего, вообще никак не отразились бы на ней ни Перестройка, ни пробуждение национального самосознания, жила бы она себе спокойно, как подобает буддистке, стремясь прервать цепь своих перерождений, покорной и тихой жизнью, но ее Судьба распорядилась иначе.

XI

После окончания института, Сэсэг вернулась домой к родителям. Все очень обрадовались ее приезду и устроили веселое застолье. Разбирая подарки, цокали языками, и каждый хвалился своим. Даже отец с матерью не могли устоять перед соблазном и не похвастаться родственникам, которых позвали на это семейное торжество. Взрослые разговаривали, порой перекрикивая друг друга, громко смеялись, дети шумной стайкой время от времени пробегали вокруг стола, мимоходом хватая с него то ленинградские карамельки в бумажных обертках, то буузы, то куски хлеба. Что-то съев сразу, что-то набрав в руки и рассовав по карманам, они убегали на улицу играть. Сэсэг за столом сидела тихо, с каким-то отсутствующим взглядом, и только слабо улыбалась, отвечая на вопросы и шутки. Ее как бы не было за столом. Ее угнетало и раздавливало возвращение домой, заставившее отказаться от любимого человека, и, как ей тогда казалось, от своего будущего. Расставание с Сережей оставило у нее внутри пустоту, в которой душа  ее подобно прозрачному мешку, висящему в безвоздушном пространстве, плотно наполненному обрывками мыслей, чувств, какими-то воспоминаниями, съеживаясь, бестолково остывала. В ней еще были видны люди, улицы, комнаты, но ничего не вырывалось оттуда, звука не было, только копошащиеся внутри, уже ничего не значащие, плоские фигурки-воспоминания. Душа ее онемела, как немеет рука. Ты ощупываешь ее второй нормальной рукой, а тебе кажется, что это что-то чужое, и ты смотришь на эту онемевшую руку с недоумением, и немым вопросом как же такое может быть. Потом удивление переходит в отчуждение, потому что рука совершенно не слушается. Делается неприятно оттого, что это вот растет из тебя, но тебе как бы не принадлежит. Похожее ощущение испытывала Сэсэг, когда пыталась заглянуть в свою душу. Пожалуй, это было единственное ее чувство в тот момент. Чуть позже пришло ощущение, что вся она стала бесплотной, бессмысленной, превратившись во что-то абсолютно не отбрасывающее тени. Вот с этим ощущением она прожила чуть больше года, пока не родила  своего сыночка - Сереженьку.

По приезду она сразу, не отдыхая, пошла работать в лесхоз.

Где-то в начале октября ее вдвоем с помощницей, молоденькой девчушкой из Усть-Ордынского, отправили проверять состояние противопожарных рвов на самых дальних и безлюдных участках лесхоза. Сэсэг дали УАЗик, инструмент, старый котелок, на двоих две банки тушёнки, буханку хлеба, килограмм макарон и отправили в лес. Провозившись до вечера, обследуя давно не возобновляемые рвы, они поняли, что время позднее, а ехать к ближайшему жилью слишком далеко, тем более, что работы еще много, на несколько дней, и терять время на дорогу туда и обратно не хотелось. Решили остаться до утра в ближайшем зимовье, в котором Сэсэг уже приходилось ночевать. Снег еще не выпал, света внутри зимовья не было. Только зайдя внутрь, они поняли, что здесь кто-то есть. Их было пятеро, это были "химики", расконвоированные заключенные. Их отправили заготавливать лес для колонии, которая была недалеко. Сэсэг и вторую девчушку насиловали всю ночь. Они чудом остались живы. Зэки оставили их умирать, уверенные, что они никогда не выберутся из леса. Зэки не знали про УАЗик.

В середине следующего года Сэсэг родила здорового мальчика, которого назвала Сереженькой. Все пять месяцев с момента, когда она уже не могла скрывать беременность, Сэсэг молча выслушивала упреки матери, перемежающиеся с требованиями об аборте или немедленном, сразу после рождения, отказе от ребенка. Все мольбы, требования, угрозы, матери она как бы пропускала мимо ушей.