Съешь меня

Спустя месяц после прихода Барбары мы отремонтировали большой зал. Бен предложил устроить праздничное открытие. Я согласилась: «Хорошо. Почему бы и нет? Свежая мысль». Сердце в груди у меня забилось с тяжелой медлительностью. Время сделало круг. Второе открытие напоминает мне о первом, но на этот раз все отлично. Родители, друзья, даже брат — он тоже почтил меня своим присутствием — все чокаются и пьют за мой успех. Мы пригласили на праздник самых верных друзей из квартала. Остальные пришли поздравить нас сами. Симона и Анна открывают бал, они успели помириться, каким образом — не ведаю. Люди танцуют, едят, пьют. «Гениально, — говорят они. — Чудный праздник. Лучший вечер в нашей жизни». Я смотрю на улыбающиеся лица, покачивающиеся бедра, сплетенные руки. Слышу музыку, слова, хлопки шампанского, смех, но сама будто замурована в стеклянной банке. От еды не чувствую сытости, от вина — веселья. Мне кажется, я на собственных похоронах. Замечаю досадные мелочи: пирожное, где начинки меньше, а теста больше, корочку, завалившуюся между цинковой окантовкой круглого стола и пластиком. Меня целуют, обнимают, со мной заговаривают. А я то и дело смотрю на большую голубую дверь, которую специально для меня нарисовали на дальней стене. Она совсем как настоящая. Я хочу напомнить о себе мадам Коэн, сказать, что с праздником совершеннолетия ее сына не будет никаких проблем, все для него готово. Мне хочется выйти через голубую дверь, углубиться в сад, который я так хорошо мысленно себе представляю. Трава там густая и мягкая, вдоль ручья зеленеет камыш. Я размещаю там липы, вязы, плакучие ивы, декоративные сливы и ликвидамбары. Рассаживаю дикий шиповник, нарциссы, далии, цветущие тяжелыми, печально опущенными гроздьями, веселые незабудки на лужке. Звездчатка с присущим малышам мужеством пробивается между камней альпийской горки. Торжествующие артишоки тянут к небесам чудной красоты стрелы. Цветут яблони и сирень одновременно с морозником и с зимней магнолией. У меня в саду нет времен года. В нем всегда тепло, всегда свежо. Иней рисует узоры на траве, жаркий воздух плывет волнами. Листья падают и вырастают на ветках. Падают и вырастают. Глициния карабкается вверх по разрушенной стене, через старинные ворота видна буксовая аллея и доносится пряный запах. Зреют плоды — огромные персики, щекастые абрикосы, вишни, кисти красной смородины, малина, помидоры, готовые лопнуть, испанские артишоки, напитанные солнцем и свежей водой, потому что здесь и дождь идет, и радуга сверкает. За деревянной оградой видна лесная тропинка, усыпанная золотыми листьями, затененная от зноя зелеными веерами веток, чуть покачивающимися от ветра. И конца тропинке не видно. Идешь по ней, идешь, дышишь полной грудью.

Али привез мне подарок. Приехал с большим опозданием. Я уже думала, не приедет. Застеснялся, думала я. Али появился с большим свертком в газетной бумаге. На губах загадочная улыбка.

— Можно развернуть?

— Только осторожно.

Он передал мне большой и очень легкий сверток. Что же это такое — невесомое, боится ударов и формой похоже на шар? Загадка. Али посоветовал мне присесть где-нибудь в уголке и тогда уже развернуть. Мы устроились за стойкой. Присев на корточки, обменивались взглядами сообщников. Меня спрашивали: «Мириам! Куда девать пустые бутылки?.. Мириам, а хлеб еще есть?.. Мириам, куда ты дела штопор?..» Я не отвечала. Лист за листом я разворачивала подарок и наконец увидела огромный шар невиданной белизны. На ощупь бархатистый, как круглый детский животик. Я боязливо нажала на него пальцем — мягкий и упругий. Пахнет лесом. Я внимательно осмотрела этот рожденный белоснежной пеной пузырь, ища на нем трещинку, морщинку. Не нашла, само совершенство.

— Не иначе для гадания, — сказала я. — Будем гадать о будущем?

Али расхохотался.

— Это гриб, — объяснил он, — из породы дождевиков.

Я не поверила. Никогда в жизни я не видела круглых грибов такой безупречной белизны.

— У грибов есть ножки, — заявил очнувшийся во мне миколог.

Али бережно перевернул шар и показал мне едва обозначенное темное пятнышко.

— Вот его ножка.

— Смеешься!

— Нет. Гриб называется гигантская порховка. Его можно есть.

— Где ты его нашел?

— У себя в саду.

— Вкусный?

— Необыкновенно. Нарежешь его ломтиками, как… ромштекс, и запечешь в духовке в оливковом масле.

— Неужели он рос у тебя в саду?

Али кивнул. Нашел и сразу подумал о тебе, сказал он. Подумал, что это как будто лицо, только без глаз, носа, ушей, рта. Лицо души. И подумал, тебе понравится, и ты захочешь увидеть наши места. Ты же любопытная. Всегда задаешь кучу вопросов. Но вообще-то, конечно, он может предсказать и будущее.

— А как? — спросила я.

— Будущее для нас полная неизвестность, нам легко от него отказаться, а вот если поверим…

Я спросила:

— А бывают такие же, но поменьше?

— Самые разные бывают.

— А как они получаются?

Али пожал плечами. Природа, она щедрая. Чего только не производит. Любых форм, любых размеров.

— А зачем?

— Чтобы уцелеть. Из предусмотрительности.