Съешь меня

Бен протянул мне бесплатную газету, из тех, что распространяют у входа в метро. Открыл на рубрике «рестораны». В колонке, отведенной XI округу, указан только один — «У меня», небольшая статья, которую от волнения я не могу прочитать, и расплывчатая фотография. Я рассматриваю ее, руки у меня дрожат.

— Некачественная, потому что снимали через окно, — объясняет Бен.

— Я подам в суд.

Бен хохочет.

— Не путайте себя с Бритни Спирс, — советует он мне.

«Мириам примет вас…» Я перечитываю начало фразы в десятый раз и мне не по себе. «В своем веселом кабачке…» Каком это веселом? Каком это кабачке?

— У нас что? Кабачок? — с негодованием спрашиваю я Бена.

— Да нам это на пользу. Вам на пользу, — поправляется Бен и показывает три звездочки, которыми удостоили нас журналисты.

— Это ты все устроил? — спрашиваю я его.

— Нет. У меня нет связей в прессе, — отвечает он спокойно. — А если бы были, я не колебался бы ни секунды. Прекрасная статья. Сказано о заказах на дом, о питании для ребятишек. Словом, все наши новшества…

Бен воодушевлен. Он настаивает, чтобы я прочитала статью.

— Облом, — говорю я. — Все кончено.

Я не смотрю на Бена, я разговариваю со своей фотографией, фотографией в газете.

— Что вы такое говорите?

— Ресторан закрывается, — повторяю я. — Облом. Всему конец.

— Не сходите с ума, — обрывает меня Бен. — Нечего устраивать историй из-за фотографии в газете.

Мне нечего ему ответить. Я печенкой чувствую, что пора остановиться, а почему, объяснить не могу. Мне сигналят, что я покачусь вниз. Я не хочу снова выкарабкиваться. Я этого не вынесу. Я могу идти только вверх.

— А девушка была красивая, — говорит Бен. — Даже очень.

— Какая девушка?

— Которая хотела с вами поговорить.

— Какого она возраста?

— Лет восемнадцать — двадцать.

— В восемнадцать-двадцать все красивые, — говорю я. — Я тоже была красивой в восемнадцать-двадцать.

Бен разозлился.

— Вы от любви исходите дерьмом? — спрашивает он.

Я понимаю, сколько яда вложено в вопрос, и в существительное «любовь», и в грубое, обидное выражение «исходить дерьмом».

— Извини, — отвечаю я ему, закусив губу. — Но все для меня так явственно, так определенно.

— Она обещала зайти еще, — сообщает Бен и забирает у меня газету.

Он убирает ее к себе в сумку, опасаясь, как бы я не выбросила ее вместе с картофельными очистками.

— Когда?

— Она не уточнила. Я сказал, что вы вернетесь сегодня.

Дурное предчувствие затомило меня. Беда приходит всегда не оттуда, откуда ждешь. Я заподозрила, что девица была с эпидемстанции. В этом отношении у меня далеко не все в норме. Я уже видела, как меня допрашивает, осуждает, наказывает девчонка двадцати лет. Молодые мало что понимают. У незрелых одно орудие — гильотина, я их побаиваюсь. С ученым видом, с раздутыми ноздрями она будет искать недочеты. Ни один от нее не ускользнет.

И что потом? Накатает отчет. Мы не сможем заплатить астрономический штраф, и ресторан закроют. Но это хорошо, в конечном счете. Мы закроемся, и со всем будет покончено. Счастье тоже приходит не оттуда, откуда ждешь. Я заранее согласилась с приговором. Поскорее бы осудили и приговорили. А потом я сбегу.

Али проводил меня до станции и сказал на платформе: «Ты совсем дикая. Я таких еще не встречал». Я вспомнила кровать, которую так аккуратно застелила, телячье рагу с шалфеем и лимоном, которое так красиво выложила на блюдо, пол, который после обеда тщательно подмела. Я хозяйничала так, словно собиралась жить у него вечность. Хозяйничала как идеальная жена. Я нахмурилась. «Не поняла!» — сказала я. «Это же здорово, — ответил он. — Простая и не ручная, как раз то, что нужно. Я боялся, что ты окажешься городской, а ты естественная». Он засмеялся и прижал меня к себе. Не сказал: приезжай. Не попросил остаться. Погладил по голове, как гладит кроликов, кошек, бычков, кур, которых потом режет, но не утешая, а потому что правда их любит. Потом Али глубоко вздохнул и опять засмеялся, и еще мне что-то сказал, но я не расслышала — слишком громко стучали колеса подъехавшего поезда.

Глава 21

Так меня учили в школе. Мы, люди, находимся на пограничье с цепочкой хищников. При этом в саму цепочку не включены. Мух поедают лягушки, лягушек поедают ежи, ежей в свою очередь… Другая цепочка: червяков поедают птицы, птиц поедают кошки… Можно начать цепочку с рыб.

Существуют, кроме того, крупные хищники, они вне многослойного сэндвича, в котором предыдущий поедает последующего. Никто не поедает крупных хищников. Зато их убивают. Их убивают люди. Иногда.

Существуют еще мелкие хищники, они тоже находятся вне сэндвича, они — бутерброд, кто-то их ест, но они, малыши, никого не едят, во всяком случае никого из теплокровных, из тех, кто ощущает боль, истекает кровью.

А мы, люди, остались в одиночестве. Ступенька над крупными хищниками. Парии отлаженной системы. Случается, конечно, что кого-то из наших съедают. Но мы знаем, что это случайность и она вне системы.