Сесиль Родс и его время

Это киплинговские заповеди, они появились уже вскоре. И их примерял к себе каждый, правый и виноватый. Они и составлены были так, что годились каждому. А Родсу бы казалось, должно быть, что они прямо к нему обращены. Как-никак Киплинг — его почитатель, частый гость его дома и вроде полный единомышленник.

Еще за год-полтора до смерти Родс физически чувствовал себя сравнительно сносно, многим говорил об этом, да это и видно было во время его путешествий. Но его снедала тоска человека, оставшегося не у дел. Конечно, есть алмазные россыпи, есть золотые прииски, есть Родезия. Да разве это те масштабы, о которых он мечтал…

Последний удар был нанесен ему совсем уж неожиданно.

Женщина вторглась и в его жизнь

Родс не любил женщин и избегал их. Казалось бы, его уж никак не касались слова Киплинга, которые так понятны мужчинам на самых разных широтах (не потому ли и молодой Константин Симонов когда-то перевел их?).

Жил-был дурак. Он молился всерьез
(Впрочем, как Вы и Я)
Тряпкам, костям и пучку волос —
Все это пустою бабой звалось,
А дурак ее звал Королевой Роз
(Впрочем, как Вы и Я).

Но все же и в его жизнь вторглась женщина. И заставила тратить попусту нервы, время и деньги, метаться с одного края света на другой, не дав взамен ни тепла, ни покоя, ни радости. И Родс, умевший расправляться с другими так безжалостно и ловко, спасовал перед нею, когда она вломилась в его жизнь.

…Как часто политики, ученые, писатели недобрым словом поминали женщин, весь талант которых в том и состоит, чтобы распространять сплетни, создавать школы злословия, плести интриги в околотворческой или околополитической среде. Интриги дамские, но, может, потому-то и действенные. Александр Блок когда-то с горечью писал в своем дневнике: «Они нас похваливают и поругивают, но тем пьют нашу художническую кровь. Они жиреют, мы спиваемся. Всякая шавочка способна превратиться в дракончика… Они спихивают министров… Это от них так воняет в литературной среде, что надо бежать вон, без оглядки». Кто же они, эти бестии? «Патронессы, либералки, актриски, прихлебательницы, секретарши, старые девы, мужние жены, хорошенькие кокоточки — им нет числа».

Что же за хищница встала на пути Родса? Княгиня Екатерина Радзивилл, полька, уроженка Петербурга. С. Ю. Витте, знавший ее молодою, писал: «…я встречал очень интересную особу — княгиню Радзивилл, эта княгиня Радзивилл была очень красивая собою… Впоследствии оказалась большою авантюристкой». Она сумела произвести впечатление даже на двадцатилетнего гусарского лейтенанта Уинстона Черчилля, хотя была старше его на шестнадцать лет. Черчилль нашел ее очаровательной и вместе с тем крайне эксцентричной.

Княгиня умела выбирать поклонников пожилых, но зато влиятельных. Витте писал о ее связи с генерал-адъютантом Черевиным, который был не только начальником охраны Александра III, но и одним из самых близких к нему придворных. «…Она попросту жила с Черевиным, а поэтому имела некоторое влияние в петербургском обществе, так как этот Черевин был влиятельным человеком, а вследствие этого и княгиня Радзивилл могла оказывать некоторое влияние. После смерти Черевина у нее обнаружились не вполне чистые дела, и она переехала в Англию». Витте связывал ее имя и с Иваном Алексеевичем Вышнеградским, министром финансов.

Не исключено, что Витте попутал что-нибудь, как он приписал ей потом и роман с Родсом. Впрочем, Родс был далеко, в домашних же, петербургских событиях Витте, как известно, разбирался неплохо. И что до «не вполне чистых дел» в Петербурге, то они у княгини действительно были. Ей пришлось покинуть Северную Пальмиру, когда обнаружилось, что в подвале ее дома, и вроде не без ее ведома, обосновались преступники, занимавшиеся всякого рода подделками.

Родса княгиня встретила в 1896 году, когда ей было уже тридцать восемь. Познакомились они в Лондоне, на обеде у редактора газеты «Таймс». И решила обедневшая аристократка подобраться к деньгам миллионера: женить его на себе, влюбить в себя — все равно, лишь бы добиться своего. Правда, молодость миновала и с ней ушло обаяние. Но зато появился опыт, и княгиня взялась за холостого миллионера умело и энергично. Начала с восторженного письма — как изумительно вел себя Родс в комиссии по делу о набеге Джемсона! Потом попросила советов, куда лучше вкладывать капиталы, ведь она так беспомощна в делах… Правда, вкладывать-то было, собственно, нечего, капиталов почти не осталось.

Шел 1899 год, на Юге Африки сгущалась военная гроза. Первого июля Родс сел на корабль, плывший из Лондона в Кейптаун. Странное совпадение — княгиня оказалась на том же пароходе и с первого же дня стала соседкой Родса за обеденным столом в салоне-ресторане.