Но не только мы — весь культурный мир с замиранием сердца следил за трагедией, разыгравшейся в степях между Ваалем и Оранжевой рекой, за неравной схваткой маленького народа с могучей мировой державой».
Разумеется, бывало и так, что симпатия к бурам шла больше от англофобии, от неприязни к британским порядкам. Бывала и прямая спекуляция на этих симпатиях: напоминаниями о чужих бедах отвлечь внимание собственного народа от его горестей и тягот. Этот прием, старый, как мир, использовался тогда и властями Российской империи.
Льва Толстого, судя по многим его высказываниям, тревожило, что симпатии к бурам связаны были нередко с этакой открытой неприязнью ко всему английскому.
Нельзя не упомянуть и мнение Марка Твена. Он несколько лет жил в Англии, а за три года до войны был в Южной Африке — и в бурских республиках, и в английских колониях. Британский империализм он страстно критиковал, но при этом искренне горевал, видя катастрофическое падение престижа Англии. В одном из писем он выразил это, не стремясь, правда, к чеканной точности формулировок: «Как наша цивилизация ни жалка, она все же лучше подлинного варварства, а посему мы должны поддерживать ее, распространять и (публично) хвалить. И поэтому мы не имеем права осуждать сейчас Англию и обязаны надеяться, что она победит в этой войне, ибо ее поражение и падение означало бы непоправимое несчастье для шелудивого человечества. Естественно, что я за Англию. Но она глубочайшим образом не права, Джо, и все (просвещенные) англичане знают это».
И просвещенные англичане оправдали надежды Марка Твена: не только социалисты, радикалы и пацифисты, но и просто честные люди, не поддавшиеся опьянению шовинизмом… Сэр Харкурт, которого Андре Моруа назвал последним гигантом либерализма восьмидесятых годов, говорил о бурской войне:
— Крымская война была ошибкой, а эта — уже преступление.
А о Родсе, который во время процесса о набеге Джемсона так старался его разжалобить, этот старик сказал:
— По-моему, так лучше бы всего дать ему треуголку, пару простых штанов и отправить на остров Св. Елены.
Известие об ультиматуме Крюгера застало Родса в Кейптауне. Но вечером того же дня, 9 октября, он выскользнул из дома и, стараясь быть незамеченным, сел в поезд, идущий в Кимберли.
Почему он так сделал? Ни один из биографов Родса толком на это не ответил, да, кажется, никто даже и не задался этим вопросом. Кто-то написал, что Родс несколькими днями раньше, еще до войны, объявил, что он туда едет в связи с какими-то делами. А кто-то счел, что во время войны Родсу и полагалось быть в столице своего алмазного королевства. «Родс знал, где ему надлежит находиться. Ведь его шахты — в Кимберли».[182]
Но таких королевств у Родса было несколько, а шахт — и того больше. Почему же именно в Кимберли?
Ну, допустим, он не думал, что попадет в ловушку. Но ведь все равно, уезжая из Кейптауна, он оказывался вне центра событий. Решения британской стороны в этой войне должны были приниматься в Кейптауне или идти из Лондона через тот же Кейптаун. И Родс сознательно сразу же ставил себя в положение, когда он никак не мог влиять на события. Он человек действия и еще раз действия!
Может быть, он поехал, чтобы показать, что никакие внешние события, даже война, не заставят его менять принятые решения? Но это было бы слишком нелепо.
Или он считал, что война не продлится и нескольких дней? Вероятно, но все же не очень.
Возможно, он боялся, что в Кейптауне с ним и с его мнением не станут считаться в той мере, как ему хотелось бы, и это будет ежечасно оскорблять его самолюбие. А потому, как говорили римляне, лучше быть первым на селе, чем вторым в Риме.
Или втайне надеялся, что его хватятся, поймут, что без него никак нельзя.
Так ли он думал, кто знает. Но во всяком случае он вряд ли предвидел, как развернутся события. Не только он, никто вообще не ждал, что первый период войны пройдет при явном превосходстве буров.
Поезд, на который сел Родс, оказался последним прибывшим в Кимберли. Буры сразу же отрезали и окружили город.
Появлению Родса жители города не обрадовались. Он был для буров исчадием ада и его присутствие в Кимберли обостряло нависшую над городом опасность, могло лишь ожесточить буров, усилить их стремление захватить и без того ненавистную им алмазную столицу, порождение английской алчности.
Еще 4 октября, видя приближение войны, мэр Кимберли от лица горожан послал Родсу телеграмму с просьбой отложить приезд. А один из жителей Кимберли обратился к Родсу с этой просьбой еще раньше, 1 октября, и написал: «Вы ведь знаете, что буры считают Вас первопричиной всего зла и что надвигающуюся войну они тоже отнесут на Ваш счет».
Родс оказался заперт в Кимберли на 124 дня, больше чем на четыре месяца. Правда, Джемсон был на еще б