Когда она спустя некоторое время встала и двинулась дальше по проселочной дороге, она услышала за спиной грохот колес: из Гроссхальдерна неслись экипажи. Обернувшись, она заметила в одной из них тех самых важных особ, что во время панихиды сидели в господской ложе. Но в последней коляске сидел дядя Вальдемара в распахнутом летнем пальто, так чтобы всем была видна голубая лента шведского ордена святого Серафима. Стина не хотела, чтобы ее видели, и свернула с дороги на обочину. Но старый граф издали узнал ее, приподнялся и дружески-приветливым жестом пригласил садиться. Лицо Стины просветлело. То была лучшая благодарность графу, которому в подобных обстоятельствах никогда не отказывало рыцарское чувство. Но Стина тут же покачала головой и продолжила свой путь пешком, время от времени останавливаясь и намеренно опаздывая в Кляйнхальдерн. Вскоре из-за вишневой аллеи показалось белое облако пара спешащего в столицу поезда. Она не успевала на него, и это было ей очень кстати. Она знала, что через час придет другой поезд, а до тех пор хотела побыть одна. Собственно, она только этого и желала.
Такая возможность ей представилась, но, пожалуй, даже с избытком. Время не кончалось, а она неотрывно смотрела на уходящие вдаль рельсы, в ту сторону, откуда должен был прийти поезд. Но он, казалось, задерживался навсегда. И все-таки она смертельно устала от волнения, замерзла и едва держалась на ногах. Наконец, семафоры пришли в движение, и вскоре показались огромные огненные глаза приближавшегося паровоза. Вот он остановился, открылась дверь купе, и она быстро зашла внутрь, забилась в угол, и, пытаясь согреться, закуталась в свою накидку. Но ничего не помогало, она тряслась в лихорадке, а поезд на всех парах двинулся дальше, в Берлин.
– Стина, как ты выглядишь! На тебе лица нет. Помирать собралась?
Этими словами вдова Питтельков, уже давно ожидавшая у первой решетчатой двери, встретила свою Стиночку. Она не дала ей подняться наверх, в квартиру Польцинов.
– Заходи, девочка, немедленно ложись в постель. Ну, доложу тебе… Неужели было так жутко? Или они тебя затравили? Или хотели прогнать? Может,
Она расстегнула платье сестры, подложила ей под голову подушку и укрыла двумя одеялами.
Через полчаса Стина оправилась настолько, что смогла говорить.
– Ну вот, ты и оклемалась, – сказала Паулина. – Раз языком ворочаешь, значит, жива. Да ты, девочка, и впрямь чуть не задохнулась, я уж думала,
Стина взяла руку сестры, погладила ее и сказала.
– Хотела бы я, чтоб так оно и было.
– Ах, не говори так, Стина. Ты же еще придешь в себя. Еще встретишь свое счастье. Господи, он ведь был такой добрый и, в сущности, порядочный человек, не то что старикан, который во всем виноват. Зачем он его к нам привел? Но вообще-то молодец был хворый, и проку от него никакого.
Ласка сестры принесла Стине облегчение, и слезы градом покатились по ее лицу.
– Поплачь, Стина, душенька, тебе полегчает. Если уж закапало, считай, дождик скоро пройдет, в точности как в грозу. И выпей-ка еще чашку… Ольга, ты куда девалась? Думаю, девчонка снова дрыхнет… А в следующее воскресенье – Седан[259]
, съездим в Финкенкруг и покатаемся на карусели, и сыграем в кости. И тебе опять выпадет дубль шестерок.Фрау Польцин подслушивала, стоя на верхней площадке лестницы. Ее обостренный слух не упустил ни единого слова из тех, которыми вдова Питтельков встретила свою Стиночку внизу, у двери в коридор. Но едва дверь за сестрами закрылась, хозяйка вернулась в комнату, где ее муженек совершал ночной туалет. В самом деле, можно говорить о туалете, раз уж Польцин, страдавший сухим кашлем, даже отходя ко сну, надевал черный военный галстук на суконной подкладке.
– Ну, – вопросил он, расстегивая ремень. – Вернулась? Цела и невредима?
– Что значит – цела? Такой, как прежде, она уж больше не будет.
– Вообще-то жаль.
– Брось. Чего там… Легко отделалась.
Комментарии
Сесиль
Роман был написан в 1884–1886 гг. Публиковался частями с апреля по сентябрь 1886 г. в журнале «Универсум». В виде книги впервые издан в 1887 г. в берлинском издательстве Эмиля Доминика.
В 1882 г. Фонтане услышал о едва не случившейся дуэли между молодым графом Ойленбургом и его начальником, графом Альтеном. Узнав о намерении молодого человека жениться, граф Альтен сказал: «Дорогой Ойленбург, таких дам можно любить, но на них нельзя жениться». К счастью, до поединка дело не дошло, Ойленбург женился на своей избраннице и был счастлив в браке.