Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

Изложенные подобным образом, мысли эти покажутся, пожалуй, чересчур сложными, чтобы они могли возникнуть в голове невежественного негра, к тому же еще и отупевшего за долгие годы рабства. Но как бы там ни было, дон Кандидо именно так истолковал речи старого привратника. Он был весьма чувствительно задет, во-первых, тем, что старик обратился со своей просьбой не к нему, главе дома, а во-вторых, еще и тем обстоятельством, что лишний раз была подчеркнута ненавистная для дона Кандидо разница между ним и его женой, подлинной владелицей имения. Гойо, выражаясь фигурально, наступил на любимую мозоль дона Кандидо. И дон Кандидо поспешил тотчас же поквитаться за нанесенное ему оскорбление и поддержать в глазах гостей, свидетелей этой сцены, свое униженное, как ему казалось, достоинство господина и главы семьи. И в то самое время, как старик привратник, весь дрожа от натуги, взбирался на свою неоседланную, на редкость смирную кобыленку, дон Кандидо, подстрекаемый своими недобрыми мыслями, обратился к донье Росе со следующими словами:

— Хороши же мы будем, если ради всякого бездельника, который вздумает вступиться за наших рабов, станем прощать им не только самые тяжкие их провинности, но даже и настоящие преступления!

Донья Роса удивленно взглянула на мужа и ответила подчеркнуто спокойно:

— Но ведь ты же согласен с моим решением?

— Да, возможно.

— Так в чем же дело?

— Дело в том, что с этими мошенниками надо поступить действительно по всей справедливости, по всей справедливости закона. Эти негодяи сбежали от нас, когда мы больше всего нуждались в их услугах.

— Прости, но что значит поступить с ними по всей справедливости закона?

— Это значит, — раздельно отвечал ей дон Кандидо, — воздать каждому по заслугам и должным образом наказать тех, кто совершил преступление.

— Но в таком случае мы поступили бы несправедливо.

— То есть как — несправедливо? Спроси у сына — он ведь изучает право, — спроси у него, что значит поступить по всей справедливости закона! Или хотя бы вспомни судебные повестки, что печатаются в «Диарио» по распоряжению прокурора постоянной военной судебной коллегии. Помнишь? «Я, имярек, капитан армии его величества и прочая и прочая, сим приглашаю, увещеваю и вызываю такого-то, имярек, явиться в течение ближайших стольких-то дней в городскую тюрьму, дабы он мог снять с себя возводимые на него обвинения, послужившие основанием для возбуждения против него дела о ночном разбое… или, скажем, мошенничестве. Если обвиняемый, имярек, явится в суд в течение вышеозначенного и не подлежащего продлению срока, он может быть уверен и надежен, что с ним будет поступлено по всей справедливости закона…» Вот видишь, по всей справедливости. Я даже наизусть помню.

— Но когда человека приглашают в эту самую коллегию, или как она там называется, чтобы поступить с ним по всей справедливости закона, — ведь это еще не значит, что его непременно накажут?

— Нет, как раз значит, потому что под тем или иным предлогом, но этих людей всегда наказывают. Недаром же, сколько эта коллегия их ни приглашает, сколько ни увещевает и ни вызывает, а по доброй воле туда никто не является. А почему? Да потому, что про справедливость закона говорится только так, для красного словца, а на деле — пусть даже вызванный будет невинен, как новорожденный младенец, но раз уж он попался к ним в руки, от тюрьмы-голубушки ему не уйти; засудят его года на три-четыре, это как пить дать. А ведь такого наказания я разве только врагу своему и пожелаю.

— Хорошо, Кандидо. Все это прекрасно. Но я — то ведь, когда говорила о том, что с ними будет поступлено по всей справедливости, имела в виду совсем другое. Я, собственно, обещала простить их, то есть тех, за кого ходатайствовал Гойо.

— Ты ошибаешься, Роса. Ты вовсе не обещала их простить. Ничего подобного. А если бы даже и обещала, то совсем не обязана выполнить обещанное…

— Но ведь я дала слово.

— Пустое, Роса, пустое. Говорю тебе — ты ничего не обещала, и я хотел доказать тебе это, чтобы нам потом не пришлось каяться в своем мягкосердечии. Из того, что ты сказала: «С ними будет поступлено по справедливости», вовсе не следует, будто ты обещала простить их так уж безусловно… за здорово живешь.

— Да, но Гойо будет думать иначе — он будет считать, что я его обманула.

— Ну так что же? Пусть он на тебя рассердится. Какое это имеет значение? И кроме того, зачем быть честными с теми, кто сам по природе своей нечестен.

— В конце концов, для меня действительно неважно, что подумает Гойо; он всего только старый, невежественный негр, и я даже уверена, что он не понял смысла моих слов. Все так. Но как же совесть, Кандидо? Я ведь намеревалась…