Сесквоч

Она чувствовала себя уютно и тепло, одевшись в не по размеру большую красную куртку и закутав ноги в шерстяное одеяло. Ветер относил дождь от входа в пещеру, и она в полной безопасности наблюдала за разрывами грома и вспышками молний. Если бы три месяца назад Элен сказали, что она проведет ночь с пятницы на субботу в пещере, беременная и в плену у Снежного Человека, она ответила бы по каждому пункту: "О да, конечно".

От холода около входа в пещеру появился туман. Она знала, что температура воздуха в пещере, подогреваемой подземными источниками, была больше шестидесяти градусов по Фаренгейту. Длинный, узкий проход связывал эту пещеру с другой, меньшей по размеру, где источники выходили на поверхность и вливались в горячую, но не кипящую, минеральную ванну. А также прачечную. Может быть, завтра она замочит и постирает там кое- какую одежду. Пока же ей приходилось считаться с обществом.

А именно, с обществом ее похитителя.

Митикицкая развернулась так, чтобы можно было одновременно видеть дождь и зверя. Косматое существо расположилось у оранжевого пламени в центре пещеры и прикрепляло очередную сосиску к концу прутика. Оно быстро оглянулось.

— Ну. Мы здесь. Я и мой ребенок. И наш хозяин. — Элен заговорила первый раз за весь день. При звуке ее голоса тварь оживилась.

— Ты чудак.

Он выпрямился и подарил Элен лучшую из своих улыбок.

— Чудак, ты пугаешь меня, — сказала Элен и выглянула наружу. — Не знаю, чего тебе надо от меня. И честно говоря, мне кажется, что ты погубишь меня и моего ребенка.

Существо повернуло голову набок и заскулило, почувствовав отчаяние в ее голосе.

— А я не могу позволить, чтобы это произошло, — продолжала Элен. Она покачала головой. — Надо оставаться спокойной. Надо быть сильной. Возможно, мне придется убить тебя, хозяин. Лучше тебя, чем своего ребенка.

— Уф! — сказало существо. Оно принюхалось к запаху жарящейся сосиски и пожало плечами. Опять эта интонация. Вибрация. Страх. Враждебность. Весь день существо пыталось применить все знакомые ему методы умиротворения: шутки, трюки, смешные гримасы, подарки. Ничего не помогало. Может, она просто голодная. Еда сделает ее счастливой. По крайней мере, он надеялся на это. Это продолжалось почти двадцать четыре часа, и у существа стало складываться впечатление, что с этими мягкими существами сложно жить вместе. Он украдкой кинул взгляд в ее сторону, слегка изогнув верхнюю губу. Элен стояла снаружи.

Прошлой ночью к Элен вернулся ее сон. Прошло уже много месяцев, как она не видела по ночам кошмаров. Но на этот раз с ней у кола была и ее крошечная копия. Волосатые монстры притаились вокруг и делали вид, что нападают на ребенка.

Элен нужен был план действий. Убежать. Или убить существо. Но как? О настоящей драке не могло быть и речи. Яд? Как однажды сказал Сократ: "Что это я выпил?" Может, ударить ножом во сне? Да. Правильно. Я буду драться ножом с монстром, который весит тысячу фунтов, в пещере, где совершенно темно, хоть глаз выколи. Прекрасная мысль, Митикицкая. Она смотрела, как с горы стекали ручейки воды, сливались и впадали в более широкие ручьи, чтобы мощным потоком обрушиться в Тихий океан за двести миль отсюда. Ей хотелось бы бежать так же легко.

— Все равно ты дурак, — сказала Митикицкая.

Существо улыбнулось, стараясь угодить.

Интересно, придет ли за ней Фенберг. Может, и нет. Может, он даже не знает, что она пропала. А если и знает, то не представляет, где ее искать. Возможно, он подумал, что она обиделась и уехала из города. На самом деле он ничего не был ей должен. Просто они хорошо проводили время в течение нескольких месяцев. Все было как всегда. Встреча. Улыбки и флирт, все такое новое и интересное. Потом секс, великолепный, особенно в начале. Честно рассказали друг другу о своей прежней жизни. Господи! Сколько раз ей еще предстоит рассказывать о своей жизни?

Мальчик или девочка?

Девочка. Маленькая Кати Скарлет О. Фенберг. Дурак он. Фенберг, конечно, а не ребенок. Митикицкая не знала, что Фенберг знал, что она беременна, и в эту минуту отчаянно искал ее в этой глуши. На ее взгляд, Фенберг был настоящим мужчиной, и как настоящий мужчина он не останется равнодушным. Митикицкая поджала губы. Она все ясно представляла. Лицо его бледнеет. Он откашливается, как Джимми Стюарт, и говорит какую- нибудь глупость, вроде: "Ты уверена?" — "Нет. У меня под юбкой сумка с мячами". Может быть, у него хватит благородства жениться на ней из чувства вины. "О, черт! Хорошо. Если надо, — скажет он, нанося удар по невидимой консервной банке, — я женюсь на тебе. Ты, конечно, не то, что моя первая жена с пышной грудью, тонкой талией, вся из себя такая лучезарная, с длинными светлыми волосами, которая говорила на сорока двух языках и изобрела средство от простуды и от коклюша. Посмотри на часы. Мне через двадцать минут выступать перед Генеральной Ассамблеей. Конечно, я женюсь на тебе, хотя ты никогда не сможешь сравниться с моей царственной богиней — С.Т. — Совершенной Трейси".

— Чтобы ты провалился, — сказала Митикицкая, сложив на груди руки.