Сессия: Дневник преподавателя-взяточника

Первое: меня не уволили – это самое главное. Теперь нужно стать на время каким-нибудь Эркюлем Пуаро и опросить старост, чтобы хоть как-то прояснить, кто бы это мог так настучать на меня. Двадцать три человека – это не шутка. Здесь понадобится скурпулезная работа. Первые двое, конечно, очевидны: это Петрова и Заббарова из ЭПП-1-07. Две упертые отличницы, считающие себя очень интеллектуально развитыми, и не здоровающиеся со мной с прошлого семестра, когда они по списку Гульнары, который я до сих пор бережно храню, скинулись вместе со всеми на менеджмент. Живое воплощение слов мудрого товарища Сталина. Я думаю о них так, потому что знаю: во времена Иосифа Виссарионовича пройти парадными колоннами по Красной Площади могли только те девушки, у которых обязательно всё было выпукло в тех местах, которые должны быть выпуклыми. Прямо противоположную по данному критерию категорию девиц Сталин называл «идейными селёдками», которые, по его мнению, свои фигуры в стиле «доска и два соска» компенсировали тем, что вечно что-то читали и зубрили. Сталин, безусловно, был прав. Весь мой педагогический опыт свидетельствует о том, что такие «идейные селёдки» есть абсолютно в каждой группе. Как правило, их двое, и почти непременно они – ближайшие подруги. На лекциях всегда сидят на первом или максимум втором ряду, чтобы демонстрировать преподавателю свои пламенные взоры, горящие огнем жажды знаний, и действительно зубрят все до последней буквы.

Второе…

Мои размышления прерывает звонок мобильника. На дисплее высвечивается надпись «Ст-Гуль-07», что означает Гульнару Габдулхакову, и я немедленно открываю «раскладушку»:

– Да, Гульнара!

– Здрасте, Игорь Владиславович, это староста группы ЭПП-1-07 говорит, – слышится в трубке хриплый и явно не гульнарин голос. Кто это может быть? Ага, вспомнил: одна из её подруг.

– Наверное, это всё-таки не староста говорит, а Лаврентьева, – отвечаю я.

– Ну да, но какая разница? – на другом конце раздается довольный смешок.

– Принципиальная, – мрачно произношу я. – Со старостой я бы пообщался, а с вами – нет.

Я отключаюсь и пытаюсь прикинуть, что бы могла значить эта наглая выходка. Гульнара передала свой телефон подруге – это ещё нормально, но та звонит и представляется ее именем, причем по голосу чувствуется, что она на редкость уверена в себе. Мысленно записываю Лаврентьеву в «список двадцати трех», как я успел про себя окрестить жалобщиков. Но главное: в курсе ли Гульнара, что ее близкая приятельница скорее всего бегала в профком? Знала ли она о ее планах? А если знала, то почему не удержала ее?

* * *

…Поболтавшись около часа, я возвращаюсь обратно в «предбанник» Д-208. Вижу там Кейсану и Трофимова, но Кейсана тут же выходит – формально, чтобы принести бумагу для принтера, хотя мне кажется, что она просто почувствовала, что у меня с замом Бочкова есть необходимость пообщаться.

– Вот скоты! – я даже ударяю кулаком по шкафу. – В нефте-химическом три штуки допуск к экзамену стоит. Это только для начала по три скидываются, а дальше как повезет…

– Ну… – неопределенно отвечает Трофимов. – Ты радуйся, что хоть так всё получилось. Хорошо, что куклу не подбросили.

– Да, это они могут, – говорю я. – В пять минут шесть секунд. Шеф когда будет?

– Он уже здесь.

– Хорошо. Ты подпиши пока ведомости – у меня их целая куча скопилась…

…Через пять минут Трофимов заканчивает выводить свои автографы и возвращает бумаги мне. В этот момент входит Кейсана.

– Ладно, скоро зайду к нему, – вру я. – В деканат только спущусь.

На самом деле я передумал. Я не собираюсь ни идти в деканат, ни возвращаться к Бочкову. Мне просто не хочется с ним сегодня говорить. Не из-за того, что он предал всю историю публичной огласке – сделать это как заведующий он должен был, но вот шутить по поводу «расценок» точно был не обязан.

Я выхожу на улицу и, завернув за угол, начинаю отстукивать эсэмэски старостам менеджерских групп из потока «05»: «Сегодня в три часа у Б-203». Довольно скоро мне приходят два одинаковых ответа: «Хорошо».

* * *

Мы встречаемся со старостой МП-1-05 Лейлой Абасимовой, довольно симпатичной худощавой брюнеткой, на втором этаже Б-корпуса. На ней привычные моему глазу джинсы – в чем-то другом я ее даже не помню и потому подозреваю, что данный тип одежды призван скрыть какой-то телесный изъян. Она переминается с ноги на ногу так, как это делают зимой голосующие на трассе девушки, на которых, кроме короткого полушубка и колготок, почти ничего больше и нет.

– Лейла, вы принесли всё с собой? – с ходу беру я быка за рога.

– Не-а, – спокойно говорит мне она. Я даже не осознаю в этот момент отчетливо, какие эмоции больше вызывает во мне ее ответ: то ли гнев, то ли страх. В группе Абасимовой есть самые настоящие ублюдки, от которых можно ожидать не просто шантажа или провокаций, а чего-нибудь гораздо худшего. А всякого рода слухи о проблемах ненавистного им преподавателя на таких уродов в состоянии подействовать, как спичка, поднесенная к канистре с бензином.

– А почему? – стараюсь говорить спокойно я.