Сестёр люблю, фашистов ненавижу! (СИ)

Обычный день, обычный маршрут, Нелли как всегда сжимала любимого мишку Муша, я - в полном параде и с улыбкой на лице приближаюсь к пункту досмотра. Марлен нас проверяет, всё чисто. На рамке не звеним, в рюкзаках ничего подозрительного. И тут под Вагнера появился лютый группенфюрер Клаус Геймер или даже оберштурмбанфюрер в чёрном облачении (я все время их длиннючие звания путаю). Без здрасьте и пожалуйста - мы же нелюди, зачем вежливость включать? - он схватил медведя и тут же гигантским ножом его распотрошил. Всё это происходило под вспышки аккредитованного фотографа, рядом чалились операторы со своими камерами. Из вспоротого брюха Муша повалились... да, листовки там должны были выпасть... и тогда обер-упырь стал бы нац-героем. Но кроме разноцветных кусочков поролона в брюхе мишки ничего не нашли. Сюрприз!

Со злости упырь хотел ударить Нелли и я бросился на него, меня сбили с ног, потом стали пинать сапогами. Не помню, как потерял сознание, но до этого убедился - эсесовцы выпустили пар на меня и Нелли не пострадала.

Дальше неинтересно. Застенки гестапо, допросы с пристрастием, своё дело каты-палачи знали. Отбили мне почки, выбили зубы, с ногой что-то сделали (уже вне участия моего сознания, так что я не запомнил), кровь чуть выше коленки шла и болела, а уж как это по латыни называется - не знаю. А про мерзость пыточную что рассказывать? Или вас пытали садюги и вы это испытали, а значит, наверняка, не хотите про это слышать, или вам повезло и знать об этом не нужно. Главное - что я никого не сдал. Это важное. Хотя, если бы ещё на пару ночей оставили, не знаю, как бы повернулось дело. Но меня выпустили. Ходить я сам не мог, так тихонько по стеночке шаркал. Никто не встречал, потому что никто не знал, что выйду. Сотовый мне не вернули - он обретался где-то на экспертизе и из него все данные вынули (но кто сейчас по телефону что-то важное говорит или пишет?) Из прохожих мне никто телефон не дал позвонить, а денег на такси нет. Ладно, ковыляю до остановки, заваливаюсь в автобус. Кондуктор, женщина сердобольная попалась, тут же попросила место освободить (про деньги и не спрашивала - видела, откуда я пришёл), дала телефон позвонить. Отец проводил урок в школе и трубку не взял... маму я расстраивать не стал, ну а нашим сейчас звонить - это конспирацию не уважать, за мной могли следить. Башка совсем не соображала. Позвонил барменше Эльзе, при такое профессии ты всегда днём свободен, она тут же подсуетилась и меня на остановке встретили надёжные кадры и к сопротивлению не относящиеся. А пока ехали, контролер мне ещё пирожком угостила и чаем из термоса. Нет, наши люди золотые, за них и воюем, ёлы-палы!

Три дня отмокал дома, отъедался, отлёживался. Писал в туалете кровью, да и харкал кровью, так что терял кровь из разных дырок. А нога болела, врач рану прочистил. Рентген сделали, кости целы, посторонних предметов, вроде, нет. А болит, зараза! С Марлен - не вижусь, опасно для неё. Сопротивленцы тоже не заходят. Один, совсем один.

Из монашеской кельи, где я вёл почти абсолютно моральный образ жизни (я даже на порносайты не заглядывал, ибо знакомые мне порталы успешно заблокировали, теперь порево могли смотреть только нацики) меня вынула активная фаза восстания. Вколол в ногу обезболивающее, проверил старый добрый автомат Калашникова и занял место, согласно штатному расписанию. Наш отряд должен был деблокировать мост через реку. Более многочисленные отряды штурмовали комендатуры, телецентр, тюрьмы. Когда дело было сделано, я отер кровь с лица, не мою кровь, а врага моего, который уж слишком близко подобрался к моему горлу... гадость какая! Тут я услышал подозрительный шум. Попросил разрешение и отлучился проверить. Так и есть - самосуд в полном разгаре. Марлен изрядно потрепали - синяки и ссадины на лице и теле - и хотят ставить к стенке. Забуриваюсь в толпу, ору матерно, орудую прикладом автомата, оттесняю наиболее буйных. Больно уж смелые гражданские рылы из домов повылезали - толпой на одну бабу нападать. Причем, что-то их в сопротивлении не видно было. Освобождаю пострадавшую и ору:

- Тихо всем! - когда гвалт более-менее стих продолжаю орать: - Кого хотите расстрелять? Она на нас работает!

Мир не без добрых людей, тут же нашлись доброхоты, обвинившие меня в том, что я пытаюсь спасти свою полюбовницу.

- Трахались мы или нет - дело десятое. Она работает на сопротивление - вот, что главное!

Тут заголосили, что она нацистка и значит её по любому надо расстрелять, причём прямо сейчас.

-Короче так, отведем её к бате (наш командир), он скажет своё слово. А если в оконцовке хотите пострелять, то стреляйте в меня, - передёргиваю затвор. Автомат Калашникова и доброе слово всегда действуют более убедительно, чем простое словоблудие.