Сестра

Этот аргумент я бы еще оставила в силе, на случай необходимости. Но почему она ни единого раза не объяснила Роберту, с кем или где она проводит время? Я так часто слышала, как он спрашивал по ночам: «Хорошо ли прошел твой день? Где же ты была?»

За эти следовало регулярно: «Сейчас еще и ты начинаешь, как Миа? Тогда дай мне путевой журнал или ангажируй кого-нибудь, кто будет меня сопровождать и давать тебе отчет о каждом моем шаге, тогда ты будешь знать совершенно точно».

Всякий раз Роберт вынужден был перейти к обороне и потом извиняться. «Я же совсем не то имел в виду».

«Я знаю, что ты имел в виду», — говорила она тогда, обычно. — «Но я больше не понимаю, что ты себе под семейной жизнью представляешь. В первой половине дня ты прячешься за своим компьютером, хозяйственной деятельностью и телефоном. Миа составляет тебе компанию, а я не должна мешать. Во второй половине дня у тебя встречи вне дома, и при этом я тебе тоже не нужна. А по вечерам тогда, ты обсуждаешь с ней то, что за день произошло. Миа, всегда только Миа. Я здесь лишняя. Если я задерживаюсь больше десяти минут в кухне, с фрау Шюр происходит припадок. О саде, к сожалению, я не имею никакого понятия, может садовник был бы общительнее».

Она неоднократно нажимала на Роберта, чтобы он ввел ее в деловые интересы: «Дай мне тебе помочь, хотя бы только писать твои письма. Если ты мне объяснишь, что я должна делать, то я точно смогу. Это было бы чудесно, если б мы могли вместе работать. В конце концов, я так себе это и представляла».

Это и я могла себе живо представить — получить обзор, разузнать все до последнего пфеннинга, где богатства припрятаны и какую прибыль приносят. И потом немного перераспределить. Так она себе все это и нарисовала, когда сопровождала Роберта в брачную контору. Но так далеко он тогда все же не зашел.

Между тем он, вероятно, понял, что ее больше интересовало наше состояние, чем его нежность. А она надувалась, когда он в третий или четвертый раз отклонял ее просьбу. Тогда, однажды, в пятницу после полудня, она исчезла, не сказав ни слова и не давая о себе знать. Все выходные мы ничего о ней не слышали.

Роберт был очень удручен. Час за часом он сидел в зимнем саду и созерцал растения, за которыми Марлиз ухаживала с такой любовью. Я старалась отвлечь его от мрачных мыслей, но он не хотел никакой компании. «Не сердись на меня, Миа», — попросил он. — «Я только хочу немножко покоя».

Когда поздним вечером в воскресенье она вернулась, он буквально бежал ей навстречу. Было больно смотреть, как он заключил ее в объятия. Битые четверть часа стояли они перед гаражами и разговаривали друг с другом.

Это было в конце июня. Ночь на понедельник я провела в Ателье. Я не могла слышать, как Роберт в соседней комнате говорил о своем беспокойстве о том, что с ней могло что-то случиться. Как он вымаливал объяснение. Естественно, он его получил, и она сочилась при этом сарказмом. Изабель думала, что мы снова, разок, с удовольствием бы провели наедине выходные. И тогда Роберт еще и просил о прощении, обещал ей кое-что изменить и проводить с ней больше времени.

Я твердо решила снова нанять детектива. Речь уже не шла о том, чтобы убедить Роберта. Я только хотела знать, на каком свете я была. Была ли это действительно моя вина, как считали Олаф и Пиль.

Если мое присутствие прогоняло Изабель из дому и препятствовало тому, чтобы Роберт мог счастливо жить в браке, тогда бы я сделала выводы. Но если я не ошибалась, а я просто не верила, что могла настолько ошибаться, то она провела выходные с Фехнером. Она встречалась с ним, по меньшей мере, два раза в неделю, а меня использовала как отговорку. Я знала, я чувствовала это.

Она была какой-то другой, когда возвращалась из своих поездок. Она была — как бы это выразить — сильнее, спокойнее, непобедимее, как будто где-то набралась сил. Особенно в воскресенье вечером это было так явно, когда она, вместе с Робертом, зашла в дом — ее рука на его талии, его рука на ее плечах, и при этом ее улыбка, торжество во взгляде, когда она увидела меня, стоящую в зале.

Пиль хотел меня убедить, что Изабель, наверное, искала только тихое местечко, чтобы взвесить, действительно ли значит для нее Роберт так много, чтобы ради любви к нему переносить болезненно недоверчивую и ревнивую сестру. Молодая женщина, которая вторглась в интенсивные отношения двоих и чувствовала себя незваным гостем — так он ее называл.

А в моей голове звучал голос детектива, что она без Фехнера и четырех недель не выдержит. Это были точно четыре недели — две до свадьбы и две в свадебном путешествии. Потом до полудня она висела на телефоне и только после обеда позволяла себе проводить с ним пару часиков. Однако на длительный срок этого было недостаточно и тогда, наконец, ей снова понадобилась пара ночей.