Сестра

Когда мы вечером закрывали магазин и прощались с коллегами-подругами, меня ожидала дорога домой. Я шла по бесконечной промзоне в темноте, легкое пальто или дешевая курточка не грели, дешевая обувь промокала. А за тонкой дверью квартиры меня ждали только грязь, голод и человек, лгавший о поиске работы.

И с самого детства меня мучила бессонница, к которой добавлялся страх жить так, как я жила тогда, до самого конца. Потому до поздней ночи я работала над своим художественными навыками или учила язык, видя в них единственное спасение.

К тому лету я уже довольно четко осознала свой промах и не знала, как все исправить.

– Хватит, – рявкнула на меня Катя, когда я в очередной раз расплакалась на работе, – свои проблемы дома оставляй, тут никому это не интересно.

Конечно, она была права, но обидно мне до сих пор. Остальные мои коллеги относились к этому иначе – Илона выслушивала, Ангелина, заканчивавшая тогда факультет психологии, практиковалась на мне, а у Миры был особый способ терапии. Мы, когда выпадали общие смены, оставались обе до закрытия и шли пить дешевое фруктовое пиво на крышу. Там мы жаловались, рассказывали друг другу обо всем, что происходило с нами в жизни, откровенно плакали, матерились и кидали камешки вниз. Оказалось, что наши судьбы очень похожи. Нас обеих воспитывали весьма жестоко, что, наверное, не было редкостью в начале двухтысячных. Более того, наших матерей даже звали одинаково. Теперь будет некрасиво рассказывать подробности того, что поведала мне сама Амира, но с чистой совестью я могу сказать о том, что вытворяла моя мама со мной. Для начала стоит отметить, что моя мать воспитывала меня одна, параллельно страдая от неизлечимого заболевания, хотя в моих глазах это мало ее оправдывает. Отец ушел, когда мне было 7 лет, и до 11 лет я жила только с матерью. Хотя мать гордится тем, что воспитала меня сильным человеком (это далеко от истины), но однажды она один раз извинилась за то, что сделала со мной. В ее настроении была система – утром оно было нормальным или иногда даже хорошим, но около полудня мать перекрывало и начинались мои круги ада. Причем она не гнушалась даже самых подлых поступков. Так, например, после двух часов крика и оскорблений, она могла подойти ко мне и начать говорить о любви и гладить, но через пару минут ее снова одолевал гнев и острые ногти впивались в мою кожу. Из-за этого я долгое время боялась прикосновений, ожидая подвоха. Несколько раз она разбивала мне нос, но это радовало меня, ведь стоило ей увидеть кровь, то она успокаивалась. Поэтому, когда она хваталась за лыжную палку или трость, я в глубине души ликовала, ведь это значило, что скоро меня оставят в покое.

Особенно мне запомнилось, как она загнала меня в угол в коридоре. Я стояла на собачьей туалетной газетке, прямо в луже, и почему-то матери захотелось ударить меня в глаз. После этого удара у меня половина белка оказалась залита кровью, а она убедила меня говорить всем, что я ударилась сама. И Мира была первым человеком, кому я рассказала правду. В ту ночь мы обе задумались, а почему же никто не обращал внимания на бесконечные травмы? Я точно помню, что минимум раз в месяц у меня появлялись синяки или ссадины на социально заметных местах – лице или руках, а учительница Елена Владимировна только косо поглядывала, но ни разу не спросила о причине. И мамины подруги, которые видели больше, и мужики ее, бывшие свидетелями, тоже молчали. Причины для истерики у нее могли быть самыми разными, но зачастую повторялись.

Я всегда была склонна к полноте, а у нас в семье у матери и бабушки коллективная травма по поводу лишнего веса, поэтому мать просто могла начать нападать на меня за то, что я толстая.

– Тварь жирная, – шипела она, – жиробасам скоро на улицу запретят выходить.

В другой раз я уронила на пол пакет с яйцами. За это она ударила меня головой об пол, вытирая моими волосами разбитые яйца. А когда она успокоилась, то в свое оправдание назвала это питательной маской для волос.

В школе надо мной тоже издевались из-за лишнего веса и отсутствия денег, а мать раздражали жалобы.

А когда приходили ее любовники, она воспринимала меня соперницей и обвиняла в том, что я пытаюсь их соблазнить (в девять-то лет).

К тому же, на меня сильно повлияло то, что мать отказалась от меня и отправила к бабушке, когда мне было 11 лет. В начале 2011 года она познакомилась по переписке с мужчиной, который жил в реабилитационном центре для бездомных и привела его домой. Так как жили мы все на ее пенсию, то вскоре выяснилось, что восьми тысяч рублей слишком мало для троих человек. И избавились от меня.