Сестра

Грандиозных надежд или иллюзий я себе не строила. В конце концов, мне достаточно было только заглянуть в ближайшее зеркало, чтобы точно знать, что могло побудить такого мужчину, как Серж Хойзер, со мной связаться. Но мне это не мешало. Денег у меня было достаточно, и он того стоил.

Порой я думала даже, прекратить терапевтические сеансы у Пиля, пока он мне не объяснил, что я прибилась к Сержу под конец своих „неутомимых поисков замены“. Каждый раз, когда я поднималась с ним в его маленькую квартирку, я отдавала себе отчет, как бы это расценивал Пиль.

Думаю, в этом даже была особая привлекательность: немного фантазии и пара напитков могла полностью стереть маленькие отличия между Сержем и Робертом.

Пару раз я намеревалась ему об этом рассказать, но потом, конечно, не делала этого. И терапевтические сеансы я тоже не прерывала. Иногда выслушивать версии Пиля было просто забавно. Когда я достаточно долго его слушала, то часто сама потом приходила к истине, если вообще существует истина в вопросе душевных мотивов.

Затем поступил второй отчет детектива. Он был еще более исчерпывающим, чем первый — этот мужчина тоже стоил своих денег. Он не пожалел своих сил, чтобы пролить свет на прежнюю жизнь Изабель.

Ее родители действительно были очень простыми людьми и умерли от пищевого отравления. Ее брат Йонас был охарактеризован бывшими соседями, как честный малый, как прилежный и общительный молодой человек, который, работая по ночам, финансировал этим свое образование и держал „малышку“, как называли Изабель бывшие соседи, на коротком поводке. Когда Йонас уехал за границу, Изабель тоже исчезла из доходного дома, в котором выросла.

Но детектив расспросил не только людей по-соседству и, таким образом, собралось вместе кое-что большее. Изабель проработала в одном банке только неполные полгода. Когда ей было девятнадцать лет, она познакомилась с одним мужчиной — Хорстом Фехнером и уже через короткое время переехала к нему. А рассталась она с ним только в тот день, когда освободилась маленькая квартирка, все расходы по которой нес Роберт.

Это означало, что в то время, когда Роберт подарил ей колье, она все еще спала в постели Хорста Фехнера. И после своего первого визита в нашем доме, а также после второго и третьего, она уезжала обратно к этому мужчине.

То, что она налгала мне с квартирой, имело второстепенное значение. Это доказывало, что я не ошиблась, что я была права по всем пунктам. Мужчина на фотографии мог быть только Хорстом Фехнером.

Я думала, что лопну от злости, когда представляла, как Роберт привез ее на вокзал, попрощался с ней долгим поцелуем и парой страстных слов, а во Франкфурте ее уже ждал Хорст Фехнер. Тогда она могла ему сразу отчитаться, что все прошло великолепно, что, пожалуй, только с сестрой Роберта нужно быть поосторожнее. Такой недоверчивый человек, эта Миа Бонгартц — бдительная и обладающая тонким нюхом, которую совсем не так просто ввести в заблуждение, как ее добродушного брата.

После такой информации, я была абсолютно уверена, что расставание с Фехнером было только отвлекающим маневром. От одной сотрудницы в ночном баре, детектив узнал, что Изабель была в полном подчинении у этого мужчины и по его распоряжению спала, также, с гостями бара.

Теперь мне было ясно, что значил для нее Роберт. Они с Фехнером, вероятно, быстро распознали, что с него можно было получить больше, чем вознаграждение за получасовую работу; стало быть, разыгрывала она перед Робертом, по настоянию Фехнера, влюбленную и ласковую самочку.

Я должна признаться, что отчет детектива меня, с одной стороны, взволновал, а с другой — успокоил. Перед такими фактами Роберт не мог больше закрывать глаза. Если этот материал попадет ему в руки, он должен немедленно сделать из этого выводы.

Почему я не показала ему сразу? Очень просто. Я думала, что эта милая парочка удовлетворится несколькими десятками тысяч и потеряет дальнейший интерес. И, как говорил Пиль, беднее бы Роберт от этого не стал.

Я не была, Бог — свидетель, одного с Пилем мнения. Только в этом одном пункте я пела с ним в один голос — Роберт должен был убедиться на собственном опыте. Я не желала ему разочарования, правда нет. Но он ведь не хотел моей помощи. А я не хотела навязываться и постоянно выслушивать, что я должна с Пилем об этом поговорить. И, прежде всего, я не хотела насильно лишать его иллюзий. Об этом должна была Изабель сама позаботиться.

Я исходила еще только из нескольких недель, в крайнем случае, нескольких месяцев. Даже если в этих кругах ревность была не принята, рано или поздно это должно было Фехнеру не понравиться — делиться своей возлюбленной. Если подумать, то для него многое было поставлено на карту. Дело не должно было зайти так далеко, чтобы эта стерва его спровадила — потому, что с Робертом было удобнее, и она вошла во вкус.

Когда, затем, от детектива поступил третий отчет, казалось, что все именно так и произошло: Хорст Фехнер отказался от квартиры, в которой он жил вместе с Изабель почти четыре года. Для меня это было крепким ударом в спину.