Сестра

Я как раз хотела сварить себе кофе, когда вошла Изабель. Было еще очень рано и она, очевидно, на меня не рассчитывала. Она вздрогнула, когда увидела меня и хотела сразу же повернуть обратно.

«Заходи же, — сказала я. — Я сейчас не вооружена; и только с одной рукой я, пожалуй, не допущу, чтобы дело дошло до драки на кулачках».

Не отвечая, она обошла меня от шкафа к шкафу, по широкой дуге.

«Мы сейчас среди нас, девушек, — сказала я. — Театр ты можешь перенести на попозже. Лучия, предположительно, приедет еще сегодня, тогда у тебя будет публика».

Никакой реакции. Она как раз собирала на подносе завтрак для себя и для Йонаса. То и дело она бросала на меня короткие боязливые взгляды.

Это было не легко, бороться с подступающей яростью. Ее шатание сдавливало тисками мою голову. Передо мной она воистину могла уж не вести себя так, будто я являюсь опасным зверем. Со мною наедине она могла бы смело выплеснуть свой триумф и со смаком выложить на стол полное признание. Мне, конечно, ни один человек бы не поверил, если бы я пошла с этим в полицию. Мне же никто не верил.

Я не могла больше продохнуть. Она стояла у холодильника и наливала в стакан фруктовый сок.

Когда она пошла обратно к столу, я спросила: «Маленький кольт ты положила обратно, на его место? Ты же его, надеюсь, не выбросила? Возможно, он мне понадобится в обозримом будущем».

Она вытаращила глаза. Стакан упал на пол. Брызги фруктового сока еще летели через кухню, а она уже была в зале и неслась, яростно всхлипывая, вверх по лестнице.

Я взяла кофе с собой в Ателье, проглотила два аспирина и снова легла на софу. Около полудня я услышала, что она пошла вниз, в подвал. Когда через десять минут, она еще не вернулась, я последовала за ней. И уже на лестнице услышала плескание. Скорбящая вдова хотела немного расслабиться, почему бы и нет!

Она меня не заметила. Это было почти так же, как тем воскресным послеполуднем, в феврале, когда мне пришлось понять, насколько сильно Роберт подпал уже под ее чары. Это воспоминание меня настолько обессилило, что я с трудом снова поднялась по лестнице. Если бы только я могла нормально плавать, я бы ее утопила. Но я вообще ничего не могла, только снова лечь на софу и ломать себе голову, непрерывно ломать себе голову. Тысячу раз я видела себя, идущей с Робертом к заднему выходу в «Сезанне». Тысячу раз я чувствовала его руку на своем плече. Тысячу раз я слышала его голос: «Прекрати этот театр, Миа и послушай меня».

Он все еще это говорил, когда, после полудня, позвонил Пиль, но он ничего не сказал больше. Пиль предложил мне встретиться в понедельник, в одиннадцать часов. Его голос звучал обеспокоено. «Могу я рассчитывать, что вы придете, Миа?»

На это он мог не только рассчитывать. Он мог быть в этом совершенно уверен.

Менее чем через час после этого, объявилась Лучия. Она не хотела лететь регулярным рейсом и зафрахтовала маленький самолет. Теперь она была в аэропорту и просила, чтобы ее забрали. Ее голос звучал приглушенным от слез, таким тоненьким и хрупким. От безысходного горя она то и дело переходила на свой родной язык. Я понимала только половину. «Я не могу в таком состоянии среди людей, Миа. Только не такси. Можешь ты, пожалуйста, приехать?»

Мне было очень жаль отказать ей в этом. Я объяснила ей, что моя машина в ремонте. Лучия еще раз всхлипнула и спросила: «Не могла бы ты тогда Изу послать, или она больна?»

«Нет, — сказала я. — У нее все отлично. Она может за тобой приехать».

Мне это не особенно нравилось, что я должна была идти наверх с просьбой. Естественно, Изабель сразу же согласилась забрать свою свекровь. Я могла себе живо представить, как ей хочется использовать эту возможность, чтобы настроить Лучию против меня. Только я не знала, как мне это предотвратить. И я доверяла также тому, что у Лучии есть здравый смысл и знание людей. Когда она будет здесь, то сама должна понять, что происходит.

Потом мне пришлось наблюдать трогательнейшую сцену прощания между обеспокоенным старшим братом и беззащитной младшей сестрой. Монстр катился рядом с Изабель до конца галереи — еще два сантиметра дальше и он свернул бы себе шею на лестнице. Потом он взял ее руку и поднес к губам.

«Поезжай и будь осторожна».

«Ты тоже», — прошептала она. Она была страшно бледна, наверное, наложила толстый слой пудры. Ее глаза покраснели — от хлорированной воды, от чего же еще. Она больше часа была в бассейне.

«Обо мне не беспокойся», — сказал Йонас, взглянув на меня — бесстрашный герой войны перед большим сражением.

«Я о нем позабочусь, — крикнула я, когда Изабель, наконец, спустилась по лестнице. — Я могу с ним немного поплавать, чтобы время быстрее прошло. Как-нибудь я уж спущу его вниз, в подвал».

Она вздрогнула, будто от удара, но даже не обернулась ко мне. Йонас оставался у лестницы, пока за ней не закрылась дверь. А я думала о том, что действительно могла бы его только легонько подтолкнуть.