Сестра

Эта беременность давалась Марии Милославской с таким трудом, что без слез смотреть нельзя было. Кожа пожелтела, волосы поредели, пятна пигментные высыпали, отеки – токсикоз во всей красе. Хорошо, если все пройдет нормально. А ежели нет?

Она за это время столько врагов в тереме приобрела, что хоть соли да заспиртовывай! Начиная с недоброй памяти Лобановой-Ростовской, которая никуда не делась, и кончая Анной Морозовой. Стоит только крикнуть, что Сонька-де нарочно девок своих прислала, чтобы они царицу спортили, – и оправдывайся потом пред отцом. Он, конечно, поверит ей, а не кликушам, но у нее ведь и возраст такой… не дай бог, решит, что ее в терем надо забрать, ой-ой-ой…

Софья уже с ужасом представляла себе, как жить в тереме. Здесь-то она куда как свободнее, вот и сейчас вышли с Алешкой на двор, она плотнее завернулась в соболью шубку, вдохнула морозный воздух.

– Алешенька, как душевно-то!

– Да, у нас тут уютно, в Дьяково. Сонь, я тут в Москву хочу съездить, ты со мной прокатишься?

– А стоит ли?

Февральский морозец ощутимо пощипывал щечки, добавляя румянца.

– Маменьку повидаешь, сестриц… не хочется? Почитай, уж два месяца там не была?

Ну не была. С Рождества и не была, а сейчас уж конец февраля. И не тянуло. Сплетни ей исправно девочки доставляли, а все остальное – к лешему!

– А ты хочешь, чтобы я с тобой поехала?

– Хочу. Неуютно мне как-то…

Софья поглядела на брата. Внимательно так, пристально…

– Почему? Сказать можешь?

– Нет. Но словно давит что-то…

И как тут не поехать?

* * *

В Кремле Алексей первым делом отправился к отцу, а Софья – к матери. Увидела – и едва не выругалась, забыв про все.

А ведь она этих родов не перенесет, – холодно подсказал голосок из глубины души. – Возраст, здоровье, антисанитария…

Но дочь Мария рада была видеть. Кивнула на стульчик рядом с кроватью.

– Присядь, поговори со мной, Сонюшка… а вы все оставьте нас.

Софья послушалась. Взглянула такими глазами на девок и боярынь, что те втрое быстрее к дверям кинулись. Оно и неудивительно – злоба была на некрасивом личике. Бешенство и холодная ярость. В таком состоянии сначала бьют, а уж потом говорят за что. Единственная, кто замешкалась – Анна Морозова, но и на нее Софья смотрела в упор, глаза в глаза, пока та взгляд не отвела и дверью за собой не хлопнула.

Мария на дочь смотрела пристально.

– Взрослая ты стала, Сонюшка.

– Пришлось. Матушка, ты о чем со мной поговорить хотела?

– Ты ведь с Алешей время проводишь…

– Не без того.

– Батюшка уж говорил намедни, что тебя стоит обратно в Кремль позвать. Пади ему в ноги, умоляй не делать этого.

Софья чуть не подавилась.

– Почему?

– Гиблое это место, Сонюшка. Мою жизнь съело, твою сожрет, коли позволишь. Завидовала я тебе. Хоть и ребенок ты, а вот ведь как повернуть сумела. Вырвалась!

– Матушка, я и тебя бы забрала к нам в Дьяково, ежели ты позволишь. У нас там тихо, спокойно, соловьи поют…

– Соловьи… послушать бы еще раз. Да уж не доведется…

– Маменька…

– Помолчи, Сонюшка, и послушай. Я за свою глупость заплатила полной мерой. Царицей стать восхотела, дура… Пара годков пройдет – царь Алешеньке супругу подыскивать станет. Ты при нем тогда быть должна. Как хочешь, но должна.

– Для чего?

– Соня, прошу тебя, не дай с другими сделать то же, что со мной сделали. Ежели найдет себе Алешенька невесту по сердцу… я ведь не слепая. Вижу, как твои девушки вокруг Марфуши вьются, вижу, как они ходят, как слушают… ты рядом с собой людей собираешь. – Голос женщины понизился до хриплого шепота. – Никто другой пока это не приметил, окромя меня. А я молчала, потому что ничего во вред брату ты не сделаешь. А на пользу… сделай так, чтобы он счастлив был.

– Сказать легче, – буркнула Софья, не обрадованная материнскими откровениями. Это Мария может полагать, что она тут самая умная, а на поверку как бы еще десятка не оказалось. Интересно, на чем девчонки спалились?

– Обещай мне, Сонюшка. И когда у Алеши жена появится – ты ей другом станешь. Не дашь невинную душу губить этими теремами проклятыми!

Темные, как у самой Софьи, глаза горели лихорадочным огнем. Почти прозрачные пальцы сомкнулись на запястье железной хваткой. Софью, впрочем, этим впечатлить было сложно.

– Постараюсь.

– Пообещай!

– Я же сказала – постараюсь.

Два взгляда скрестились, и Мария поняла, что Софья и так сделает больше сказанного. Чуть ослабила хватку.

– Соня, если возможно будет – помоги сестрам.

– Кому? Дуньке? Или Катьке с Машкой, которым против меня в уши поют? То в правое, то в левое…

– С Марфушей у тебя же получилось…

– Так теперь и остальных на меня повесить?

Мария отпустила руку дочери, чуть улыбнулась. Она уже поняла, что ворчит Софья больше от осознания предстоящей ей работы. Оно и правильно.

– Ежели я умру – не верю я, что у вас мачехи не будет. Погорюет батюшка твой да опять женится. Кто тогда за тебя и сестер встанет?