Сестра Харуна ар-Рашида

жизни однажды. А деньги берут все. Даю половину моих

богатств. Слышишь? По-ло-ви-ну!

—      Не возьму!

—      Молодец! — похвалил визирь, тут же меняя так¬

тику. — Я так и думал, что ты откажешься! Уважаю тебя

с этой минуты. Проводи меня к Харуну ар-Рашиду. Мне

нужно поговорить с ним, я убежден, что все уладится.

—      Халиф не приказывал тебя пускать к нему. Он при¬

казал принести твою голову.

—      Э, ты же знаешь халифа, в припадке гнева он мог

отдать приказ, о котором потом пожалеет. Может быть,

уже пожалел. Ступай к нему и скажи, что я мертв! Если

оп выразит сожаление, признайся во всем. За одно это

отдаю половину богатств. Они — твои!

Предложение это ошеломило Масрура. Оно не вело к

предательству. Он ничего не терял. Ровным счетом ничего!

Харун ар-Рашид действительно мог изменить решение.

Такое случалось... Почему бы и пе попробовать счастья?

Он кивнул головой, молча отобрал у визиря саблю, про¬

вел в шатер, приказал неграм стеречь плеиника и ушел.

Джаафар ибн Яхья погрузился в раздумье. Он раскаи¬

вался, что не уехал из Багдада, поверил, что халиф мило¬

стиво отпустил его в Хорасан. Как он обманулся! Надо

было рвать отношения, рвать немедленно, а не пытаться

их наладить. Теперь на помощь рассчитывать нечего, надо

самому попытаться вырваться отсюда! Аббаса ждет...

О дорогая, ты даже и не догадываешься, в какую западню

я попал! Зачем человеку власть? В чем смысл человече¬

ского существования? Не в том ли, чтобы жить в покое

и тишине? Разве спокойствие не есть счастье? Казалось,

близка счастливая, безмятежная пора, и вдруг...

У входа показалась приземистая фигура. Джаафар ибя

Яхья глянул на вошедшего палача и по его насупленным

бровям понял все. Будто сквозь дрему услышал слова, ко¬

торые палач мог бы и не говорить:

—      Я сказал халифу, что ты убит. Он приказал при¬

нести твою голову.

Невероятным усилием воли визирь стряхнул оцепене-

иие и властно приказал:

—      Постой!

Он пошел навстречу Масруру, не спуская глаз с сабли,

которая болталась у того на боку.

—      Что-то я хотел тебе сказать... Нет, не о пощаде...

Что решено, то решено. Ах да, вспомнил! Аббаса! Халиф

и ее намеревается казнить?

Рукоятка была совсем близко.

—      Аббаса мертва, — произнес палач.

—      Ты лжешь, негодяй!

Визирь прыгнул на Масрура, схватил саблю и в тот

же момент, глянув в округлившиеся от ужаса глаза

ферганца, понял, что тот сказал правду. Пальцы его раз¬

жались.

—      А-а-а!

Исторгнувшийся из груди крик походил на вопль

смертельно раненного животного.

Все было кончено. Жизнь утратила смысл. Джаафар

ибн Яхья склонился над плахой. Впервые в жизни глаза

визиря были влажны от слез.

—      Аббаса мертва! Убей меня, палач! Прошу тебя,

убей!

Глава LXV

ХАРУН АР-РАШИД

И ГОЛОВА ДЖААФАРА ИБН ЯХЬИ

Халиф видел, что палач лжет ему. Но оп понимал: ви¬

зирь находится в замке Вечности, и это главное. Время

для захвата Джаафара иби Яхьи было выбрано удачно.

Ни спешить, ни медлить было нельзя. Зачем было спе¬

шить? Хорошо, что визирь выпил по случаю исполнения

своих желаний, теперь с ним легче справиться. А промед¬

ление грозило тем, что он пронюхает об убийстве Аббасы,

организует защиту, позовет Бармекидов и сторонников из

Нахравана, и тогда начнется междоусобица.

Теребя бороду, Харун ар-Рашид метался по спальне,

грозил кулаком.

—      Убить! Немедленно!

Тут же кричал:

—      Нет, подождать!

Затем повторял снова:

—      Обезглавить! Конечно, обезглавить!

Коромысло весов, на которых колебались его решения,

склонялось то в одну сторону, то в другую.

На стене висел пышный ковер. Халиф внезапно оста¬

новился перед ним, тупо уставился на вытканное изрече¬

ние. Замысловатая вязь сплеталась в его сознании в

уродливую черную паутину. Медленно разматывалась она,

и халиф мог прочесть слова стихотворения:

Где же вы, индийские клинки?

Отчего врага не поразили,

Отчего вы, плану вопреки,

Кровью души нам не исцелили?

И победный золотой венец

Отчего виски не украшает?

Убивает недруга храбрец,

Только трус его не убивает.

Вошел Масрур, держа на серебряном подносе окро¬

вавленную голову. Харун ар-Рашид побледнел. С подноса

на него смотрели еще не успевшие остекленеть глаза.

—      О брат мой Джаафар! — воскликнул он с пафо¬

сом. — Не думал я, что конец твой будет таков. Ай, ай,

зачем ты не выполнил наш уговор? Помнишь: признавать

только мое право, единственное право в халифате, делать

только то, что мне угодно? А ты? Аллах знает, что возо¬

мнил ты о себе, несчастный! И вот горькие плоды... Пе¬

чально, не правда ли? И я сожалею... Но ты заслужил

свое! Ах ты, вольноотпущенник! Как посмел ты позорить

меня?

Халиф нагнулся над подносом, который палач поставил

на столик, схватил палочку черного дворева и провел по

оскаленным зубам головы: та-та-та-та — раздались звуки.

—      Ага, несчастный! Запросил прощения? Поздно! Вот

тебе, вот.!

Та-та-та-та...

У Масрура перехватило дыхание.

Неожиданно раздался стук в двери.