Сестра милосердия

Он нервничал. Приехать на Кавказ, можно сказать, в чужую страну, биться, рисковать собой, надеяться получить хоть толику счастья, а в руках увидеть пакет с пирожками и пару носков… Не насмешка ли это? Конечно, после того как он спас её, вера в успех укрепилась. Теперь, казалось ему, он мог рассчитывать на большее. Это большее уже словно предстало перед ним, когда он привёз её домой в Гудауту. В тот момент в голове мелькнула мысль остаться, на худой конец задержаться, и тогда бы, может, и пошло всё стремительно вперёд. Но какая-то сила удержала. Да и разве, сидя у её кровати, он чувствовал бы себя хорошо? Оставшись, не уронил бы себя в глазах Наташи? Хотя это и был один из редких поводов, когда мог остаться… Гордость взяла своё: он пришёл воевать, защищать её и должен своё отработать! Должен предстать таким, чтобы она пришла к нему… А она принесла пирожки.

8

Если раньше каждое появление Наташи приносило Сергею радость, то теперь становилось в тягость. Видеть её — и не обладать. Видеть — и не иметь возможности прикоснуться. Видеть — и… К тому же возникли осложнения с комбатом, которому пришлось подчиниться воле Сергея и не пустить батальон по мосту, и тот теперь нет-нет и вспоминал:

— Всё из-за этого башкира. Хероя Хоюза… Пошли б по мосту — взяли б Сухум!

Сергей слушал-слушал и не выдержал — как-то вечером подошёл к Хасику:

— Ты как хочешь, а я линяю…

— Куда? — спросил тот.

— Куда? Да хоть куда! К Василию Забетовичу…

Хасик не стал выяснять, с чем связано решение башкира. Он видел всё сам и переживал за друга.

Он только произнёс:

— Знаешь, а зря… — Почему? — спросил Сергей.

— А кто её в следующий раз из воды вытащит?

— Пусть вытаскивает тот, кто ей дороже! — отрезал Сергей.

— Что ж… — Так ты? — с надеждой посмотрел Сергей на Алхаса.

— Куда же я денусь…

Вечером, когда все легли, Сергей с Хасиком вышли из казармы — если можно так назвать домик бывшей турбазы — и пошли в Верхние Эшеры. Тогда не было жёсткой дисциплины, и ополченцы могли переходить от одного командира к другому.

— Мне наш комбат напоминает майора… — говорил Сергей.

— Того, что сначала хотел представить тебя к Герою, а потом — к трибуналу…

— Ведь сколько крови пролито из-за этих идиотов!

— Ты знаешь, когда я был в Карабахе, нас тоже между армянами и азерами ставили. И нас долбали с двух сторон. Что говорить… А то, что ты так решил, то правильно. Ещё не хватало тебе комбата, как майора, на плацу… Василия Забетовича сорвало с койки:

— Хасик! Хасик! — закружился вокруг него.

А потом к Сергею: — Зачем моего сына увёл? Зачем?!

— Я его теперь вернул, — сухо сказал Сергей.

— Ну, раз вернул, будем бухать! Работай по-крестьянски, ешь по-дворянски.

На ящике, заменявшем стол, появилась бутыль.

Василия Забетовича понесло:

— Пьём за Героев Абхазии!

— Это за нас, что ли? — удивился Хасик.

— Да! Ведь Герой не тот, кто медальку на грудь повесил. А кто в душе герой! — Тогда и за Героев Союза, — Хасик чокнулся с Сергеем.

Башкир скривился.

— А что? Главное, что ты герой по жизни, а не по наградкам! — воспрял.

Сергея снова определили на «зушку», которая потеряла своего стрелка.

Его ранило, и он маялся в госпитале. Теперь в Сергее было меньше бравады, если он и выскакивал на «зушке» на передовую, то уже более расчётливо, и не стрелял до той поры, пока все вокруг не начнут разносить снаряды грузин, а он будет кружить мимо взрывов, пытаясь скрыться. Он хладнокровно уничтожал точки врага и по привычке делал на автомате зарубки:

— Это сколько пулемётов… Это сколько «бээмпэшек» подбил… — А танков? — спросил Хасик.

— Дождёмся и танков…

9

В это наступление абхазов грузины только отстреливались. А потом у них пошла непонятная суета. Ближе к вечеру с их стороны от окопов поднимается на насыпь танк, башня повёрнута вбок.

Что он хотел этим сделать? Непонятно.

Сергей выехал на «зушке».

— Они что там, перепили? Складывалось впечатление, что грузины находились под кайфом. Танк выполз. Хоть бы стрельнул, а то выполз, встал, бок подставил, словно ждал, пока в него стрельнут.

Сергей не упустил своего шанса. На глазах у Наташи снаряд угодил под башню.

— Как метко! — воскликнула она.

Заметила «зушку» и как та чётко засадила между башней и корпусом.

Башня:

— Хр-хр-хр… Как в мультике: будто робот, пол-оборота дала — и замерла.

Туча дыма. Через несколько минут танк загорелся, а к концу дня сгорел.

Сергей думал, что его отметят. А когда он доложил командиру, ему сказали:

— Ты чё! Этот танк казак щёлкнул…

— Ну, казак так казак, — только и сказал Сергей.

Ему не то что стало противно — нет, он привык к тому, что награды перепадают тому, кто их не заслужил. Это он усвоил с афганской поры, когда от него ушла звезда Героя Союза.

Ему всё обрыдло…

На этот раз он воспринял всё иначе. Может, потому, что как бы утратил ту, ради которой сюда приехал: одно её слово заставило бы его подбить ещё не одну бронированную машину. Может, потому, что она где-то была, а он мог выглядеть рвачом, требующим награду. Может, наступил момент, когда переполнило негативом, а положительное, которое могло компенсировать негатив, не приходило.

И он сказал Хасику: