Но, что больше всего удивило: вместе с этими составами ехал Аким! Зачем?! Ведь не Вронский же, чтоб следовать всюду за Анной: «Я должен быть там, где и вы!» Глупость какая! И все же она покраснела. И сердце дрогнуло, когда встретила на станции у водокачки. Он тоже смутился. Предложил поднести чайник — неловко поскользнулся, разлил, и пришлось становиться в хвост еще раз.
Оказывается, его мобилизовали обслуживать технику: исправлять по мере надобности неполадки. И так странно получилось, что с собой оказались сухари и печеная картошка. Поделился. Обещал на остановках заглядывать.
Анна боялась отстать, думала, паровоз вот-вот тронется — а его будто на прикол поставили. Отнесла чайник, сделала свои дела — опять выскочила. Акима нет. Да не его и искала! Все высматривала: не покажется ли Колчак? Составы от Омска отошли один за другим, почему бы не собраться где на станции? Для какой-нибудь переклички. Обмирая со страха, уходила все дальше, меж пыхтящих паром паровозов. Где он, состав Верховного? И не спросишь. «А что это вас так интересует, хорошая дамочка? А уж не красные ли носите панталончики?» Отведут в сугроб, да и…на это им патронов не жалко. И, едва не прихохатывая от ужаса, уходила от своего поезда, и все повторяла в такт шагов: «Кому татор, а кому лятор! Сёма Фор! Мотя Цикл!»
Мимо, туда и обратно, бежали солдаты, сестры милосердия. Закутанные в тяжелые шали сибирячки кричали:
— А вот, картовочка! Горяченькая! С малосольным огурчиком.
Откуда они малосольный огурец взяли? — а непослушный рот уже переполнялся сладкой слюнкой, и ноги сами поднесли к толстой, краснощекой бабе. Ее мороз не брал. Только веселил.
— Сколько просите за порцию?
— Пятачок, милая барышня. Царский, полуимпериальчик.
Империалов у милой барышни не случилось, и, вздохнув, побежала дальше вдоль состава. У «тормозов» кучковались другие бабы и тоже не хотели брать бумажных денег.
Офицер в романовском полушубке прыгал на визжащем снегу, старался согреться.
— Господин поручик, во имя всего святого: литер «В» на станции?
Поручик выпрямился, свел губы в ниточку.
— Я сестра Александра Васильевича.
Пробежался взглядом по Анне, отмечая рыжую лисицу, не по сезону холодные сапожки. Анна отвернулась, поспешила дальше к станции. Впереди зазвенел колокол. Отправление! Остановилась, не зная, идти ли дальше, или во все лопатки обратно, к «санитарному».
А впереди — вагоны, вагоны, и испуганно, звонко в морозном воздухе вскрикивает паровоз. Закусила губу и припустила без оглядки, к головному эшелону. Будто решила: либо остаться здесь, в заснеженной тайге на погибель, или найти, наконец, его. Без которого и сердце не стучало!
— Минуточку, мадам! — окликнули — не остановилась, а только прибавила шаг. — Стоять! — рявкнули сзади — и она кинулась к подвернувшемуся вагону. Кондуктор вырос горой. Набежали еще вооруженные люди.
— Что с вами, господа? — пыталась вырваться, — справились? Как вам не стыдно?!
— А позвольте взглянуть на ваши документы, мадам. — А ноздри побелели, трепещут, как у собак. То-то радости: партизанку сцапали! Режим по всем швам трещит — они из кожи лезут, звездочку себе на погон зарабатывают.
— Друзья мои! — призвала вести себя светски и протянула черный, еще дореволюционный паспорт. — Вы, собственно, по какому ведомству? Дело в том, что я близкая знакомая Александра Васильевича. Сделайте одолжение, проведите к Гинсу.
— И проводим, — нагло улыбнулся поручик. — Гинс неделю, как в Иркутске!
Анна Васильевна хотела держаться строго, независимо, но ее сотрясало со страха. Она прекрасно знала, что ожидает ее в застенках контрразведки. И понимала, что к Колчаку никто не допустит, и докладывать о какой-то красной террористке не станут.
— Друзья, — заговорила с новой интонацией. — Я около года служила при верховном правительстве. Переводчицей. Меня очень хорошо знают Иностранцев, Вологодский. — Она не знала, что все они еще раньше отбыли в Иркутск.
Контрразведчики в этом видели хитрость и обман.
— Dites, moi, est-ce quil y aura veritablement quelque chose cetle nuit? (скажите, правда, нынче ночью что-то будет?) — перешел штатский на французский язык.
Анна сказала, что ищет своего брата и для этого ей нужно видеть начальника конвоя.
— Конвой оставлен в Омске, — сказал поручик по-немецки.
Анна так же по-немецки назвала фамилию начальника конвоя и адъютанта.
— Bitte helfen Sie mir. Ich bin sehr abgespannt (Помогите мне. Я очень устала).
— Это ничего не значит! — пролаял человек в штатском и толкнул в плечо. Анна понимала, что если говорить о связи с Колчаком — никто не поверит! Примут за последнюю дуру-террористку и… «пожертвуют». Разбираться некогда!
Уже шагали куда-то обратно, в хвост состава, Анна озиралась, надеясь увидеть хоть кого-нибудь, кто мог бы подтвердить ее слова, смог развеять чудовищное недоразумение.
Никто не попался, никто не защитил.